| |
* * *
Каллироя
Как гулки здесь шаги и мысли
Среди прославленных руин,
Где, кажется, вокруг зависли
Прозрачных тысячи картин.
Значенье черепков различных
Вам объяснит любезный гид
И над историей античной
Как будто ветер просквозит.
И вот уже плывут триеры,
Спешат послы за синий лес
И от Эллады до шумеров
Летит волнующая весть.
Что красотой с богиней споря,
Как бы сошедшая с небес,
Дочь Гермократа - Каллироя -
Ты покоряешь все окрест.
И меркли варвары и греки
Не в силах отвести свой взгляд,
Когда с любимым снова встретясь,
Стояла ты у царских врат...
Давно ушли туристов толпы,
Висит лимонная луна,
А я стою, мечтою полный,
И пьян совсем не от вина.
Смотрю на звезды и на мрамор
В своем двухтысячном году
Среди развалин древних храмов
Ее шаги напрасно жду:
* * *
Что было здесь в те годы злые,
Об этом знать, уж не дано,
Но те мгновенья роковые
Тревожат мысли мне давно.
И неотвязно и надсадно,
Как сучит нить веретено,
В осенний день прозрачной ранью
Встает видение одно.
Поляна та же в день погожий,
И шелестит еще трава,
Но там и сям - не то рогожи,
Не то забытые дрова.
А ближе - в стороне пилотки,
И будто бройлерный забой,
Лежат мальчишки одногодки
С такой недлинною судьбой.
Лежат в последнем беспорядке,
И на шинель и на лицо
Рассыпаны льняные прядки
Как птицы мертвое крыло.
Смешалось все на тризне павших:
Болотный цвет и кирзачи.
И желтизна листвы опавшей -
Как поминальный свет свечи.
Вас гнали в маленьких теплушках
Под бой на ратушах часов,
И вывозили на "кукушках"
Из синих муромских лесов.
"Кровь с молоком" - такая кожа,
Пробившийся пушок усов,
Теперь вы загнаны построже
И лязгнул "намертво" засов:
А воздух влажный пахнет прелью,
Как в сентябре заведено,
Щетинятся стволы турели
И в землю воткнуто крыло.
* * *
Солнце
Отворили мы оконце
Чтоб с утра увидеть солнце,
Но - какая незадача -
Тучи плавают над дачей!
Никакого нету солнца,
Дождик брызжет за оконце.
Приуныли было детки -
Мы без солнца словно в клетке.
Дождик, дождик не сердись,
Солнце снова появись!
* * *
Милан
Было дело однажды в апреле,
Авион устремился к "Пирелли",
Что стоит наискось от "Чентрале",
(Где снималась в кино Кардинале).
Нападение подло и цепко,
Точно кожу прижгли сигареткой.
Словно пела в пике авиетка:
- Мол не будь простодушной кокеткой.
А Милан как ни в чем не бывало,
Демонстрирует моды кварталы,
И в ажурной громаде Дуомо
Звук органный парит невесомо.
И стех пор, как в ответ на молчанье
Говорила Микела прощанье -
Полнозвучное звонкое "Чао",
Где б я ни был его примечаю...
* * *
Всего лишь пустынный перрон освещенный
И поезд бесшумно скользящий на юг,
Да в окнах горящих огнями бессонно
Нехитрая снедь под ночной перестук.
И с томиком Блока полет незнакомки
С лицом в распушенных ко сну волосах.
На столике шатком бисквит и помадки
И вечность трепещет в девичьих руках.
Колотится сердце и трепет волненья,
Восторг непонятный в груди не унять,
О модус вивенди - ты пьяное бренди -
Мотивчик невнятный твержу я опять.
За тонкими ветками ветл в отдаленье
Как в неводе плещется нынче луна
А то, что промчалось - к чему-то вступленье
Все было лишь пробой, броженьем вина.
Колотится сердце и трепет волненья,
Восторг непонятный в груди не унять,
Как звезды сияют под ветром весенним
Я жизнь начинаю в мои сорок пять.
Все было лишь пробой, и кратким вступленьем,
Пролетами быстрыми гулких мостов.
Мой сумрак весенний пронизан стремленьем
На юг в эту ночь прибывать поездов.
* * *
Перемена освещенья
Перемена освещенья -
Пегий снег сечет крупой,
И над соснами в мгновенье
Все закрылось пеленой.
Тем пронзительней сияет
Местность с черно белых круч,
Когда снова проступает
Диск победный из за туч.
Точно поле после боя,
Даль в курящихся дымах,
И пьянящий запах хвои
До стеснения в висках.
Где намечен план сраженья,
Утвержден в каких мирах?
Перемена освещенья -
Жизн, победа или крах...
* * *
Энтропия
ЭнтрОпия иль энтропИя -
Ведь не в названье все же суть.
Тоска внезапно накатила,
И всколыхнула мути глубь.
Что было мило - то не мило,
В тумане сером тонет путь,
И мысль ужасная томила -
Все кончится когда нибудь.
Но как в стакане после встряски,
Все отстоялось - и опять -
Горят божественные краски,
И тайной дрожи не унять.
* * *
Март
Ночью - холод мирозданья,
Спиртовой огонь звезды.
Днем с - огромных расстояний
На церквах видны кресты.
И по насту мчат метелки
Прошлогодней лебеды,
А в оттаявшем ведерке
Бирюза живой воды.
Так изменчива погода:
Не оглянешься, и вновь -
Стынут крики пароходов
Над молчанием снегов.
И проснувшись хмурой ранью,
Глянешь в утренний туман:
Всюду только очертанья,
И не виден задний план.
А вчера еще казалось -
Праздник будет без конца,
Тени синие метались
У заветного крыльца.
В переменах тьмы и света
Божий мир неповторим,
Точно кости мечут где-то
Жизнь проигрывая в дым...
* * *
Via appia
Вокруг поля какого то "колхоза" -
Ну что нибудь "Заветы Ильича",
Но рядом с ежевикой запах розы,
И римлянки фигура до плеча.
И вдоль надгробий, в тенях кипарисов,
Посмотришь вдаль - и защемит глаза,
Бежит дорога тленью бросив вызов,
Сиреневым пунктиром в небеса.
Как ты была легка для сонма легионов,
Что ускоряли шаг завидев Палатин.
И пленников здесь утихали стоны,
Когда вокруг благоухал жасмин.
Давно уж нет тех старых конвоиров,
Как нет и тех кого они вели.
Все в вечность прошагали торопливо,
И маки с той поры в Италии цвели.
Прозительной стрелой напрвлена дорога:
От сердца Рима - в синие века.
Сработана с Аппиевой подмогой,
Ты и сейчас несказанно легка.
* * *
Катакомбы св. Каллисто
А вниз сойти - в прохладный сумрак туфа -
Как будто бы за солнце заглянуть:
Здесь в подземелье чутко ловит ухо
Сонм голосов ушедших в дальний путь.
И сквозь века и копоти наплывы,
Нежнейший тон - как первоцвет весны,
Наскальных акварелей переливы -
В грядущее благую весть нести.
И странно мне - совсем не слышно стонов -
Лишь близких молодые голоса,
В одеждах домотканных и хитонах
Любимых провожавших в небеса.
Я слышу шепот ваш и возгласы из глыбы,
Как вы делились вестью меж собой:
О том пророке бывшем в чреве рыбы
И воспарившем в дымке голубой.
И дела нет, что старый Рим во прахе,
И кое -где костры уже горят, -
Цецилия окончит жизнь на плахе,
Чтоб троицу святую отстоять.
Так молод мир, и вера воскрешенья
Листает небо стаей журавлей,
И словно бы в заветный день творенья
Заря любви пылает мощью всей.
* * *
Сеньора
Сеньоре Марии Луизе Витобелло
Зачем ты шелестишь страницей,
Вникая в смысл далеких слов,
И выглядишь нездешней птицей
Среди компьютерных столов?
В Милане модном разве мало
Аристократов, светских львов -
Тебе средь них блистать пристало,
В столпотворенье языков...
Но ты глазами кельтской жрицы
Обводишь пестрый окоем,
И может быть ответ таится
В певучем имени твоем.
* * *
Еще одна весна
Пусть в феврале опять нечаянно,
Случатся три свободных дня.
Возьму рюкзак не раз залатанный
И поезд унесет меня.
Сойду под вечер на той станции,
Где из штакетника забор,
И где березка в ломком панцире
Затеет бойкий разговор.
На ней нежданно, милый ворох
Румяно-толстых снегирей,
И в веточках стеклянный шорох
От груза глупых фонарей.
И ошалевшее от счастья,
Мне сердце выстучит в груди:
Что путь проделав не напрасно,
Я с чудом встречусь впереди.
Как сквозь утихшие ненастья
Пронзает солнце полог тьмы,
И отступают все напасти
В обозе дрогнувшей зимы.
И стай далеких птичий гомон
Как паутину режет сны,
И мчат во все концы вагоны
Еще одной моей весны.
* * *
Неизбежность
Он показал язык, косматый гений,
Когда познав пространства глубину,
В клочке бумаги вывел в уравненье,
Что ждет частицу, птицу и луну.
И стало вдруг щемяще и тревожно
За хрупкий мир звенящий на ветру,
Который так легко исчезнуть может
По прихоти великого Гуру.
За шелест трав на солнечных полянах,
Гуденье пчел в июньскую жару,
Свеченье листьев осенью багряной,
И вешних облаков летучую гряду.
Что будет день, неумолимо точен,
Когда сжимаясь в тонкую струю,
Знакомый мир, и весел и порочен
Впорхнет как моль в нелепую дыру.
Под бой часов, не ведавших вопроса,
С кукушкой прокричавшей в пустоту,
Мы канем во владения Безносой,
Что в рубище бессменно на посту.
Где божество глядит фарфорово-раскосо,
На все назначив строгое табу,
И в шестернях не знающих износа
Дробит пространство время и судьбу:
Что ж, в перспективе этой безголосой,
В раздумье дни свои и я сочту,
И вновь приду к тебе с немым вопросом;
Но лишь любовь в твоих глазах прочту.
* * *
160 строк о весне
1.
Конечно, будет все зеленым,
Конечно, зажурчат ручьи,
И на лугу за старым кленом
Опять появятся грачи.
И домик мой на шустрой речке,
Бегущей в рощи и пески,
Омела обовьет за плечи,
(Ну, не омела - ивняки.)
А вспомнить только цвет шафрана
Тех верб, растущих у крыльца,
И неожиданные грани
Таланта певчего скворца.
Пусть не Орфея это пенье,
Но так неистов птахи пыл,
Что всяк поверит в обновленье
И провиденье высших сил!
2.
Подумать только! - вместо стужи
Среди унылости седой,
Здесь будут блики в вешних лужах,
С живою, чистою водой!
И снова, как в былые весны,
В волне запляшут тростники,
И зашумят о чем-то сосны
На сизых кручах вдоль реки:
Ну вот, некстати размечтался,
Ведь впереди еще февраль,
И гул ветров в бодрящем марте,
И наст и искрящая даль.
И пусть пока пейзаж унылый,
Среди сугробов, льда и тьмы,
Но было б так весной все мило,
Когда бы, не было зимы?
3.
Попеременно дует ветер,
Под стон и скрип сухой сосны,
И словно дверь срывает с петель
Могучим натиском весны.
Лежу на взгорке в старой куртке,
До рези, всматриваясь в высь,
И вот уж слышу бубен гулкий,
Как будто к празднеству сошлись.
Мне кажется, что синева чернеет,
В булавочных проколах звезд,
И в вешнем вихре словно реет
Один сюжет из зимних грез:
Что где-то там, в бездонной сини,
Руками взявшись в хоровод,
Пустились в пляску исполины
И день творения идет.
4.
Там, дальше, ельник в темной чаще
Еще вчерашний снег хранит,
А здесь уж дух животворящий,
Среди капустниц мельтешит.
И словно праздничным конфетти,
Преображен весь антураж:
Ведь не всегда же на планете
Всем заправляет камуфляж.
Сеанс простого созерцанья
Мне сообщит остаток лет,
И словно по руке гаданье,
Прольет на будущее свет.
В их прихотливых поворотах,
Я узнаю свою судьбу -
С ее крылатостью на взлетах;
Над бездной вечную борьбу.
* * *
На полустанке
За ним лениво наблюдали
Два-три бомжа из-за узлов,
Пока цыганка мне гадала,
Под увертюру буферов.
Казалось - все! Угомонился
И навсегда замолк певец,
Но, встрепенувшись,
- словно взвился,
Расправив грудь свою, скворец.
И дивный звук исторгла алость
Гортани птичьей в окоем:
Про жизни всякой небывалость,
Борьбу и нежность, зыбь и гром.
Что не бывает драмы личной,
И всем назначен жребий свой:
Сиянье дали безграничной,
Иль бездны сумрак неживой:
Стучало время метрономом,
Когда истек последний миг,
И к гладкой рельсе под вагоном,
Он тельцем трепетным приник.
* * *
Сходились армии фон Бока
К тому заветному кружку,
Что красить охрою до срока,
В Берлине тщились на скаку.
И в пьяных строчках "Ундервуда"
Таилась, как обычно, смерть,
И лейтенант почует худо,
Когда приказа грянет медь.
В леске у станции задачка:
"Не пропустить: не дать: стереть"
И полыхает чья-то дачка
И взвод залег, чтоб умереть.
Но - устояли, продержались
Те лейтенанты под Москвой,
И горстка дней впитала алость
Мальчишек крови неземной.
А там сибирская подмога
Оставит Ирода в тоске,
И начинает понемногу
Весною брезжить в том леске.
На поле трупы без помина,
Дороги, слякоть, грязь и пот,
Но где-то там, под бездной синей,
Отца и мать судьба сведет.
Наверно мерзли и скитались,
И чуть забывшись в кратком сне,
В дыму пожарищ умудрялись
Любить и думать обо мне.
Я появлюсь на свет в амбаре,
Когда пойдет к концу война,
И закричу как на пожаре,
Чтоб все смотрели на меня.
* * *
Стволы у лип черны как головешки,
И прелью влажный воздух тароват,
Так далеко остался ветер вешний,
А веял, кажется, мгновение назад.
И просыпаясь вдруг в вороньем грае,
Вчерашний мир совсем не узнаешь,
Как будто здесь в сквозном сорящем крае,
Вселенский толи помин, толь кутеж.
И не гремят разрывы - только вспышки,
Беззвучно-пестрые на фоне галдежа -
Кусты черемухи, дубки, березы, вишня -
Во всем великолепье монтажа.
А воронье шумит как шайка маркитантов,
В обозе армий терпящих разгром,
Прикончивши в остатках провианта,
Еще с отчизны припасенный ром.
Куда теперь, в какие синегорья,
И где квартиры зимние сыскать?
Но далеко до гавани и взморья,
И небесам над весями пылать!
* * *
Беслан
А я представил внука в школе,
Не в той, где он сейчас сидит,
А в той - где только мрак и горе,
И ужас в воздухе разлит.
Среди раздавленных букетов,
В той липкой, мерзкой тишине,
Где автоматных рой отметин
На свежебеленой стене.
Того, кто руку клал на руку -
Мою, и своего отца,
И словно предвещал разлуку,
На миг недетский взгляд мальца.
Как он хотел, малыш наш милый,
Чтоб папа с мамой вновь сошлись,
Но, видно то не в детских силах,
И как же тут не загрустишь.
ПоИдИм дед - тянулся тельцем -
Изображая стук колес,
И в унисон стучало сердце,
Когда я к двери его нес.
Его, с горящими глазами,
Когда освоив Интернет,
На переменочном бедламе
Всем говорил, что дед поэт:
Так вот он, - ужас настоящий,
Людского горя океан:
Непредставимо и смердяще
Над всей страной навис Беслан.
О, силы дьявола, - какие
Вас отковали кузнецы,
И где, средь страха и насилья
Зачали в злобе "мудрецы"?!
Как надо ненавидеть солнце,
Ни в грош не ставить чью-то жизнь,
С душой, заплеванной до донца,
Другой души не видеть высь:
* * *
Века
Века ползли,
Ходили шагом,
Тащились в римской колымаге.
И раздували ветром стяги
Под звуки рога над полями.
На запад плыли с Магелланом,
Толкали поршни мятым паром.
Век девятнадцатый
- особый,
И век двадцатый
- взрыв сверхновой.
А дальше, что за гранью этой?
- О боже, не спеши с ответом!
* * *
Она таинственно приходит -
Такое свойство у весны:
Как будто стрелки переводят,
Иль прерывают детства сны.
И замечаешь вдруг с волненьем,
Пернатых стайку у крыльца,
Галдящих в воздухе весеннем
О вечной мудрости творца.
И словно гулкий резонатор,
Уносит в бездну неба двор,
Таких вдруг легких и крылатых
Моих шагов сплошной мажор.
* * *
Лось
Так приятно, пофыркать, в воде среди ряски,
Глаз коровий уставя в кувшинки цветок,
И лениво глядеть, без обычной опаски,
Зная - сзади не хрустнет однажды сучек...
Ну, зачем тебе топь и болотные кочки,
Когда есть суходол и цветущий лужок?
Ты сказал бы, но так славно в лесочке
Созерцать с обожанием свежий росток.
Или вот, вечерами, когда уже поздно,
Точно дервиш в чалме наблюдаешь звезду;
Перед полем бескрайним с уснувшею рожью
Среди мха в редколесье, внимаешь дрозду.
Среди пней и коряг, ты и сам как коряга,
Чуть блеснет под луною твой матовый бок,
И в снегах и ветрах задубелый бродяга,
Чуть раскрывшихся почек гурман и знаток...
Вроде все о сохатом - полагается точка,
Но два слова хочу я еще вам сказать:
Я такой же, как он филистер-одиночка
И любитель рассветы в болотах встречать.
* * *
|
