20.11.06 : Научный переворот

Много денег НАНО

Решение об утверждении Федеральной целевой программы по разви­тию нанотехнологий было принято на заседании правитель­ства 7 сентября. СМИ поиро­низировали в том духе, что 30 млрд руб. (астрономическая для российских исследовате­лей сумма) выделены на разви­тие того, о чем никто в стране не имеет представления (и уж тем более в глаза не видел, пос­кольку речь идет о молекулах и атомах).

Это, конечно, журналис­тский перебор: на самом деле уже многие годы сотни инсти­тутов в стране ведут исследова­ния в разных сферах примене­ния нанотехнологий. И когда президент Владимир Путин в своем послании Федеральному собранию объявил о включе­нии нанотехнологических ис­следований в список научных приоритетов России, он ведь не ставил целью развитие исследо­ваний в области микрочастиц вообще. Просто ученые убеди­ли руководство страны, что гря­дущая научно-техническая ре­волюция перевернет мировой экономический уклад, в резуль­тате чего Россия имеет шансы быстро вступить в «клуб разви­тых стран».

«Это будет третья научно-техническая революция,— объявил корреспонденту «Де­нег» Михаил Ковальчук, ди­ректор Курчатовского инсти­тута и Института кристаллог­рафии РАН.— Первая — это когда человек освоил земледе­лие и скотоводство, вторая — когда была создана промыш­ленность. Теперь наступает век нанотехнологий, которые в корне меняют принципы производства материальных объектов и по-новому расста­вят лидеров мировой цивили­зации. Все страны сейчас на старте, и Россия с ее наработ­ками в этой области не в пос­ледних рядах».

Сегодня основные работы в области нанотехнологий ведут­ся в США, Европе и России. Но, по словам господина Ковальчука, на прорыв в этой области мо­гут рассчитывать только страны, имеющие развитую междис­циплинарную научную базу и способные координировать ра­боту одновременно во всех от­раслях. Таких стран, по его мне­нию, две — Россия и США. Еще есть Китай, который пока замет­но отстает от России, однако уже вкладывает большие деньги в нанотехнологий, пытаясь дог­нать лидеров, и поэтому также является серьезным игроком.

По словам Михаила Ковальчука, нанотехнологий вошли в нашу жизнь почти 100 лет назад с открытием эффекта дефракции рентгеновских лучей, что позволило увидеть микромир в трехмерном пространстве. Дру­гое дело, что с появлением но­вейшего инструментария, в частности атомно-силовой мик­роскопии, ученые научились не только видеть микрочастицы, но и манипулировать ими. Это открывает широчайшие воз­можности для человечества — от создания новейших материа­лов с заданными свойствами до технических систем, копирую­щих живой организм. Пока что биокомпьютеры и биороботы выглядят фантастикой. Однако уже сегодня на рынке представ­лен ряд нанопродуктов, напри­мер наномембраны, использу­ющиеся в промышленности в качестве фильтров и в медици­не — для выделения различных вирусов и гемодиализа.

Революционный способ про­изводства по идее должен свести к минимуму роль природных ма­териалов и энергии — ведь при конструировании предметов из атомов не будет отходов и боль­ших энергозатрат. «Если раньше мы шли „сверху", отсекая лиш­нее при создании предметов, то сейчас идем „снизу", складывая из атомов и молекул готовые ма­териалы и системы»,— объясня­ет Михаил Ковальчук.

Впрочем, есть и скептики. Один из маститых академиков РАН в беседе с корреспонден­том «Денег» обозвал нанотех­нологий «лысенковщиной» и «кукурузой». Правда, предпо­чел это сделать анонимно — се­годня, когда за нанотехнологий вступились на самом верху, не больно-то их и покритикуешь.

Научный подъем с переворотом

Впрочем, на­учные споры были всегда — еще совсем недавно мало кто верил в успех мобильной теле­фонии. В истории с нанотехнологиями заслуживает внимания другое — впервые за много лет российской науке показали деньги. Причем серьезные: бо­лее $1 млрд на одну целевую программу. Это сильно кон­трастирует с привычным обра­зом науки — нищенскими став­ками научных сотрудников, мо­рально устаревшим оборудова­нием, утечкой мозгов и общей невостребованностью научной продукции в экономике.

Похоже, руководство стра­ны прониклось идеей о том, что XXI век станет веком конку­ренции знаний и технологий. И поэтому решило направить часть нефтегазовых сверхдохо­дов на науку. Поворот к науке был зафиксирован 30 марта 2002 года, когда были приняты «Основы политики РФ в облас­ти науки и технологий на пери­од до 2010 года и на дальней­ший период».

Но не так-то это просто — накормить науку. В России ра­ботает, по экспертным оцен­кам, порядка 600 — 700 тыс. на­учных сотрудников, или при­мерно 12% ученых всего мира. Это огромная армия — и на редкость неэффективная. До­ля России в мировом обороте наукоемкой продукции — 0,3%. Доля Китая в 20 раз боль­ше — 6%, доля США в 120 раз больше — 36%.

Спрашивается: кому давать деньги? И за что? Попробуем сначала разобраться, как орга­низована наша наука.

Во всем мире принято де­лить науку на фундаменталь­ную и прикладную. Сами уче­ные часто рисуют схему орга­низации науки в виде дерева, где ствол — это фундаменталь­ная наука, идущие от ствола ветви — прикладная наука, а падающие с ветвей плоды — инновационные продукты, де­лающие нашу жизнь лучше и веселее.

На практике российская на­ука устроена намного сложнее. Есть Российская академия наук (РАН) плюс еще пять отрасле­вых академий, плюс вузовская наука, плюс государственные научные центры (ГМЦ), плюс оборонный сектор. Причем в академическом секторе (где ра­ботает почти 160 тыс. человек) могут вестись работы и по прикладным направлениям, а в вузах активно ведутся фунда­ментальные исследования.

На гражданские исследования в 2007 году выделено 89 млрд руб. Это уже прогресс: в нынешнем году было на 16 млрд руб. меньше. Правда, как признал глава департамен­та инновационной политики Министерства образования и науки Александр Хлунов, здесь речь идет о сметном финанси­ровании, то есть указанные средства пойдут не только на исследования, но и, например, на ремонт канализации или на оплату сторожа. Треть от 39 млрд руб., а точнее 34,88%, ставит бюджет РАН, где работает более 100 тыс. сотруд­ников.

Чтобы повысить эффектив­ность инвестиций в науку, нуж­но последовательно решить ряд проблем — таких, как отток кадров из-за низкой оплаты труда (средняя зарплата иссле­дователя в академическом сек­торе в 2005 году составляла 7324 руб., в 2006 году — 11 719 руб.), общее старение кадров (средний возраст рос­сийского ученого приближает­ся к 60 годам, а возрастная кате­гория 35-летних практически «вымыта» из науки), изношен­ность оборудования и инфрас­труктуры.

В аналитической записке, подготовленной центром «От­крытая экономика» в 2005 году по заказу экспертного управле­ния администрации президента России, предлагаются меры по оздоровлению российской науки. В частности, планируется увеличить долю внебюджетных источников финансирования. Это требует изменения органи­зационно-правовой формы на­учных учреждений — чтобы дать возможность НИИ самос­тоятельно зарабатывать, реше­но перевести часть из них в ста­тус автономных учреждений или государственных акцио­нерных обществ. Для отсечения «научного балласта» планируется сократить штаты — ожида­ется, что академический сектор науки будет сокращен на 25% (РАН отстаивает 20%). Остав­шихся работать на науку ожи­дают аттестации и переаттеста­ции, а их деятельность (равно как и деятельность институтов и лабораторий) будет оцени­ваться по определенным крите­риям (количество публикаций, индекс цитируемости, количес­тво привлеченных грантов, участие в обучении кадров и т. д.). Наконец, планируется пе­ревести финансирование ис­следовательских проектов на конкурсную основу.

Перечисленные меры дол­жны привести к тому, что зар­плата научных работников приблизится к 20 — 30 тыс. руб., а отдача от научных исследова­ний станет прозрачной и более эффективной.

Все это красиво выглядит на бумаге, однако есть ряд неувя­зок, из-за которых все может выйти не «как лучше», а «как всегда». Во-первых, даже с уче­том повышения зарплата уче­ных все равно остается на поря­док ниже, чем у их западных коллег. Во-вторых, в странах с рыночной экономикой отбор, экспертиза и финансирование проектов проходят на основе рыночных и прозрачных меха­низмов. В России же традици­онно принято действовать жес­ткими административными ме­тодами — назначается стар­ший, тот назначает дежурного, дневального и т. д. В науке была похожая система: так, при Ста­лине бюджетные деньги рас­пределялись по восьми отделе­ниям, структурированным по направлениям науки, далее ру­ководство отделения распреде­ляло финансы по институтам, а институты делили их по проек­там и лабораториям.

Нынешняя реформа науки призвана сломать эту систему, чем и вызвана почти двухлет­няя борьба между Минобрнауки и РАН. По мнению минис­терства, руководство РАН сабо­тировало реформы, пытаясь сохранить комфортные условия существования, отказываясь публиковать свою финансово-хозяйственную отчетность и за­нимаясь профанацией научной деятельности. Наиболее ради­кальные члены президиума РАН утверждали, что истинная цель «реформаторов» — полу­чить контроль над имуществом академии стоимостью почти 70 млрд руб. (это 4 тыс. кв. км земли, 454 научных учрежде­ния, около 1,2 тыс. ГУПов), а за­кон об автономных учреждени­ях придуман для приватизации науки, которая приведет к раз­граблению институтов и окон­чательному уничтожению науч­ного потенциала.

Символично, что победа Минобрнауки была зафиксирова­на на том же заседании прави­тельства, на котором было при­нято решение о целевом разви­тии нанотехнологий. Внесен­ные на закрытой части заседа­ния поправки к закону «О нау­ке» переименовали РАН в Госу­дарственную академию наук, было принято положение о том, что президента РАН будет ут­верждать глава государства, а устав РАН — правительство. Тем самым академия была ли­шена самостоятельности, а государство получило контроль над наукой.

Таким образом, ломка ста­рой системы управления нау­кой была совершена старыми же методами: наука оказалась попросту встроенной в верти­каль власти. Станет ли контроль чиновников над денежными по­токами более эффективным, чем контроль академиков, еще неизвестно. Но символично и то, что это может проясниться именно на примере нанотехно­логий: либо российские ученые и впрямь перевернут мир, либо 30 млрд распадутся на молеку­лы и атомы.