ТРАНСФОРМАЦИИ РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ

ПОД ВЛИЯНИЕМ ТЕЛЕВИДЕНИЯ И ИНТЕРНЕТА

Лекция (мастер-класс)

члена-корреспондента Российской академии наук А. С. Запесоцкого

в Высшей школе (факультете) телевидения

МГУ им. М. В. Ломоносова

19 марта 2014 года

Сегодня впервые за все время проведения мастер-классов у нас выступает человек, который не работает на телевидении и в кино, хотя разбирается и в том, и в другом в силу своего академического и научного опыта. Уникально и то, что у нас в гостях ректор другого вуза. Александр Сергеевич Запесоцкий — член-корреспондент Российской академии наук, ректор Санкт-Петербургского Гуманитарного университета профсоюзов.

В сегодняшней лекции речь пойдет в первую очередь о культурологических проблемах телевидения, которые Александр Сергеевич исследует в числе других тем. Гуманитарный университет профсоюзов — один из самых известных вузов Петербурга. Я многократно бывал в этом вузе. Там сильный факультет журналистики, в том числе и телевизионные группы. Я каждый год выступаю перед студентами СПбГУП и надеюсь, что мы наладим тесное сотрудничество, научный и студенческий обмен между нашим факультетом и соответствующими структурами Университета профсоюзов, потому что там много интересного.

В. Т. Третьяков,

декан Высшей школы (факультета) телевидения

МГУ им. М. В. Ломоносова

А. С. Запесоцкий, ректор СПбГУП, член-корреспондент Российской академии наук, академик Российской академии образования, доктор культурологических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ

ТРАНСФОРМАЦИИ РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ

ПОД ВЛИЯНИЕМ ТЕЛЕВИДЕНИЯ И ИНТЕРНЕТА

I. Постановка проблемы

Я нечасто читаю лекции, но на приглашение Виталия Товиевича не мог не откликнуться, потому что считаю его одной из самых ярких фигур на нашем телевидении. В настоящее время я не веду телевизионные программы, хотя за свою жизнь провел их много и даже получил звание заслуженного артиста России за работу на телевидении.

Сегодня я выступлю в качестве человека, который ведет научные исследования телевидения с позиции культурологии, в широком контексте изучения культуры в целом. В связи с этим один из самых интересных для меня вопросов — как телевидение влияет на культуру, поскольку в принципе очевидно, что сегодня это влияние огромно.

Культурная преемственность предполагает, что каждое поколение, вступая во взрослую жизнь, должно воспринять некоторый объем существующей культуры, созданной до него, и только потом заниматься расширенным воспроизводством культуры, внося что-то свое. То есть надо сначала что-то освоить, а потом уже творчески дорабатывать, менять, развивать и т. д. Из истории известно, что в определенные моменты происходят резкие сломы процесса культурной преемственности, а так как все общественные процессы ускоряются, то в последние полтора века и особенно в последние десятилетия такие моменты случаются все чаще.

В процессе культурной преемственности кроме молодежи участвуют те, кто культуру передает. Общество создает специальные институты, которые занимаются передачей культуры новым поколениям, отбирая то, что наиболее важно. Но в последние годы произошло не просто ускорение и усложнение процессов культурной преемственности и изменения культуры, но и радикальное изменение соотношения влияния этих институтов.

На протяжении многих веков в культурной преемственности на первом месте стояла семья. В период «Домостроя» ее значение в этом важном деле было почти абсолютным, потом стали появляться и усиливаться образовательные учреждения. Давно и сильно влияла церковь, институты гражданского общества. Нельзя также недооценивать такой мощный фактор, как литература, которая в последние века сильно влияла на ценностные ориентации, на формирование мировоззрения. Но постепенно все большую роль стали играть средства массовой информации, которые в России за последние 20–25 лет превратились в основной фактор, определяющий процессы культурной преемственности.

Сегодня в России влияние СМИ намного больше, чем всех остальных социальных институтов, вместе взятых, включая семью, школу, вуз и т. д. Более того, если в советское время, а в большинстве западных и восточных обществах и сегодня тоже, разные институты социализации работают в одном направлении, имеют примерно одинаковые цели в работе с молодежью, то у нас теперь их взаимосвязь разрушена. Семья хочет одного, образовательные учреждения стараются привить примерно то же, расхождения между ними относительно невелики. Другое дело — средства массовой информации, которые действуют совершенно в ином русле, чем семья и образовательные учреждения. Более того: родители, школьные учителя, университетские профессора — всем им на смену пришло телевидение.

II. Некоторые теоретические положения

Для начала конкретизирую некоторые общетеоретические положения. Что мы имеем в виду, говоря о культуре? В те годы, когда я был аспирантом, существовало около 600 определений культуры. Упрощенно говоря, первоначальное определение: культура — это все то, что не природа. Изучая отдельные области культуры, культурологи стали предлагать много новых определений, но все эти определения выделяют различные фрагменты, секторы, объемы культуры или применимы к механизмам функционирования тех или иных явлений. Поэтому в настоящее время, наверное, уже можно найти не 600 определений, а больше тысячи, и все они иллюстрируют попытки посмотреть на культуру с разных сторон. Если все их структурировать, то можно вычленить 4 основных подхода к пониманию культуры.

Один из них — толкование культуры как человеческой деятельности и ее продуктов. Другое понимание культуры — ценностное, в его рамках можно пытаться определить: «Вот это культура, а это антикультура» с позиций тех или иных ценностных ориентаций. Третий подход — семиотический, то есть культура трактуется как знаковая система. И особое внимание, на мой взгляд, следует обратить на понимание культуры как некоего социокода. Известно, что у биологических организмов есть биологические коды, определяющие, как должен развиваться организм. Аналогично культуру можно рассматривать как кодирование человеческой деятельности. Это подход академика В. С. Степина, самый современный. Однако применительно к нашей теме мне представляется наиболее удобным понимать под культурой «все, что не природа».

Культура существует одновременно в материальном мире и в сознании людей. В связи с этим следует упомянуть важные механизмы «опредмечивания» и «распредмечивания». Что это такое? Скажем, художник создает картину, у него есть некий замысел, который он воплощает на холсте. Написанная картина — это опредмеченная идея художника, материальная фиксация части его духовного мира. Потом на картину смотрят другие люди, распредмечивая ее. То есть произведение искусства — это созданный человеком продукт, который существует и как бы сам по себе, и в сознании людей.

Таким же образом можно рассматривать телевизионную программу, которая в своей материальной ипостаси живет в виде электронных носителей. И она может быть распредмечена: зрители понимают ее несколько по-разному, но так или иначе она переходит в мир человеческих мыслей и чувств.

Когда мы говорим о человеческом сознании, следует иметь в виду, что у любого человека есть своя картина мира. Раньше считалось, что она должна быть научной, но сейчас для огромной части нашего населения научной картины мира не существует. Это связано и с деградацией отечественного образования, и с работой системы массовых коммуникаций, в том числе телевидения. По данным недавних опросов, около 30 % населения России полагают, что Солнце вращается вокруг Земли (в Соединенных Штатах — 20 %, так что мы кое в чем «перегнали» их). То есть даже в области естественно-научного знания у людей не всегда складывается адекватная картина мира, а уж когда люди пытаются воспринять культуру, то получается еще хуже, ведь в культуре все менее точно и определенно, чем в естественно-научных знаниях.

Важно, чтобы картина мира в нашем сознании была объективной, научной, но не менее важны ценности и смыслы, которые не носят объективного характера. Ценности и смыслы — то, что формирует человек в ходе своей деятельности под влиянием реальности. Одни вещи могут быть ценны для одних людей и совершенно не ценны для других.

Получилось так, что картина культуры, ценностные ориентации у старших и новых поколений россиян существенно различаются. Я бы даже сказал, что за последние 20 лет у нас в стране образовались в определенных отношениях две культуры — культура старших поколений и молодежи. Такого не было никогда, даже сто лет назад, в революционные годы. Нельзя сказать, что это две принципиально разные во всем культуры, так как они по-прежнему имеют общего: мы разговариваем на одном и том же языке, есть много явлений, на которые молодежь и старшие поколения смотрят одинаково, но в то же время есть и качественные различия. В шекспировском «Гамлете» есть фраза: «Распалась связь времен». Эта констатация высказывается во многих других литературных произведениях применительно к разным эпохам. Но раньше это все же было преувеличением. Сейчас же связь времен, безусловно, распалась: социологи фиксируют культурный разлом между поколениями. Трансформации культуры происходят быстро и при этом своеобразно. В сознании взрослых людей особые трансформации происходят не всегда. Но вступают в самостоятельную жизнь новые поколения, которые обладают существенно иными взглядами, пониманием жизни, мироощущением по сравнению со своими предшественниками.

III. Культурная деградация

Если в политике революции случаются быстро, то в культуре процессы протекают медленнее. Революций, похожих на политические, не происходит, но межпоколенческий разлом сегодня фиксируется однозначно. И в целом за два последних десятилетия картина культуры в стране сильно изменилась. Человек, как существо культурное, проявляет себя по-разному, но в постсоветский период в России в среднем имеет место невероятная культурная деградация, которая сильно сказывается на статистических характеристиках поведения людей.

Приведу некоторые цифры. Количество убийств на тысячу жителей в нашей стране сейчас в 4 раза больше, чем в далеких от благополучия Соединенных Штатах, и в 10 раз больше, чем в европейских странах. По количеству самоубийств Россия в 3 раза опережает США, занимая 2-е место в Европе. Такого никогда не было в Советском Союзе. По индексу коррупции мы входим в двадцатку самых неблагополучных государств планеты наряду с Кенией, Камеруном, Зимбабве. В советское время коррупция, конечно, тоже существовала, но это были отдельные случаи, которые можно было считать скорее исключением. По смертности от отравления алкоголем мы лидируем в Европе, по ожидаемой при рождаемости продолжительности жизни находимся на последнем месте среди европейских стран с развитой и переходной экономикой. А что происходит с молодежью? За последние 15 лет катастрофически упал интерес детей к чтению, доля регулярно читающих сократилась с 50 до 18 %. Алкоголизмом страдают десятки тысяч несовершеннолетних, при том что алкогольные напитки употребляют более 80 % молодежи, почти 40 % школьников. Доля курящих подростков за 15 лет утроилась. Среди наркоманов, а их сейчас около 3 миллионов человек в стране, более 80 % — дети и молодежь. Средний возраст впервые пробующих наркотики снизился с 17 до 14 лет. Это лишь некоторые симптомы тех социальных процессов, которые происходят в стране.

Я сказал о том, что в социализации молодежи всегда большую роль играла семья. Что сегодня происходит с этим институтом? Каждый год в России 5 тыс. женщин гибнут от побоев, нанесенных мужьями, то есть людьми, которых они любили, выходя замуж. Насилие над женами, престарелыми родителями и детьми отмечается в каждой четвертой семье. По числу абортов на тысячу женщин Россия лидирует среди стран Восточной Европы и СНГ, по количеству разводов занимает первое место среди стран с развитой и переходной экономикой. Тридцать процентов младенцев рождаются в незарегистрированных браках. За последние 15 лет число детей-сирот возросло более чем на 75 %. Если в 1995 году на 21 миллион школьников приходилось 450 тыс. детей-сирот, то теперь на 13,3 миллиона — 900 тыс.

Критически высок уровень насилия в отношении несовершеннолетних. В 2007 году было совершено 70 380 преступлений в отношении несовершеннолетних, сейчас фиксируется еще больше. Ежегодно 2 тыс. детей становятся жертвами убийств, получают тяжкие повреждения, 50 тыс. убегают из дома, 25 тыс. пропадают. Более 20 % детской порнографии производится у нас в стране. Около 40 тыс. российских детей пребывают в местах заключения, это примерно в 3 раза больше, чем в СССР начала 1930-х годов, а ведь это были, казалось бы, значительно более неблагополучные времена. То есть положение в стране сегодня чрезвычайно сложное, и это далеко не в первую очередь связано с экономикой. Экономическая ситуация по сравнению с советским временем если и ухудшилась, то незначительно. В момент радикальных реформ, в начале 1990-х, производство в Российской Федерации упало до уровня 1960-х годов, то есть страна откатилась на 30 лет назад. Но сейчас мы восстановились, валовой национальный продукт сегодня не ниже, чем перед началом реформ. Проблемы лежат в сфере морали и нравственности, в сознании людей. А ответственность за львиную долю трансформаций сознания лежит на средствах массовой информации, и особенно на телевидении. Правда, в последние годы к этому нехорошему делу подключился Интернет, но, по моим оценкам, значение Интернета пока намного меньше.

IV. Метаморфозы СМИ

С телевидением и другими средствами массовой информации вообще произошли драматические метаморфозы. В советское время специалисты выделяли 7–8 функций СМИ: коммуникативную, идеологическую, культурно-просветительную, методологическую, развлекательную, организаторскую и т. д. Сейчас уже на законодательном уровне СМИ понимается как коммерческое предприятие, которое занимается торговлей информацией. То есть Закон о СМИ фиксирует функцию СМИ: продажа информации. При этом торговать недоброкачественной информацией не возбраняется. Закон о защите прав потребителей не распространяется на сферу СМИ — можно продавать что угодно и совершенно за это не отвечать. Даже серьезной ответственности за клевету реально не наступает.

В ту пору, когда в Москве случился скандал, связанный с отставкой Юрия Лужкова, считалось, что в его распоряжении были все московские суды — так сложилось в ходе многолетней практики. Тогда федеральные СМИ начали его сильно критиковать, и была опасность для них, что Лужков обратится в суд с требованием привлечь журналистов к ответственности за клевету, будут и большие штрафные санкции. Тогда, как можно предположить, по поручению Дмитрия Анатольевича Медведева Верховный Суд РФ разъяснил, что штраф, возлагаемый на СМИ, не может превышать 5 тыс. рублей. Но это означает, что распространение недостоверных сведений становится прекрасным бизнесом! У нас в Петербурге есть несколько «контор», которые за приличные деньги практически открыто принимают заказы на проведение «рекламных», а точнее, очернительских кампаний против различных граждан и юридических лиц. Знаменитое Агентство журналистских расследований, возглавляемое Андреем Константиновым, прямо пишет, что принимает на работу агентов, в задачу которых входят сбор данных и формирование информационных баз, подготовка материалов с учетом «интересов заказчиков».

Господин Константинов долгое время был председателем петербургского Союза журналистов. Так вот, его агентство в общем-то не скрывает, что зарабатывает деньги, не чураясь грязных методов. Господин Константинов преподает на журфаке в СПбГУ и выпускает учебники, которые являются переработанным вариантом тех лекций, которые ему читали в советское время. Он учился на восточном факультете, где ему читали лекции о том, как работать разведчиком и вербовать агентуру в других странах. Как шантажировать, подкупать информаторов и т. д. И все это перенесено им в сферу журналистики. Еще примерно тем же, как я полагаю, занимается «контора» некого господина Разоренова — это менее легальная структура.

Заказчик даст на кого-то материал — сделаем бомбу из его материала; нет — значит, добудем или сфабрикуем компромат.

В. Т. ТРЕТЬЯКОВ: — Разведка и журналистика — две сестры.

— Да, почти близнецы. Пробираешься в тыл врага, покупаешь информацию, шантажируешь людей с целью получения информации, вербуешь агентов в различных структурах, в том числе правоохранительных. Эти рекомендации для разведчиков были переписаны и теперь содержатся в официальном учебнике факультета журналистики СПбГУ: вот так надо работать на нашей территории — например, подкупать работников прокуратуры, следователей, платить им регулярно — и будешь получать информацию, которую в свою очередь сможешь продавать. Излишне говорить, что это противоречит современным журналистским хартиям и принципам, в том числе официально принятым на международном уровне.

Итак, по сравнению с советским временем СМИ в России претерпели колоссальные трансформации. В частности, изменения произошли по линии взаимодействия с государством, которое, выпустив соответствующие законы, официально признало, что СМИ работают с целью извлечения прибыли. Это, безусловно, ненормально: есть социальные институты, для которых перевод на сугубо коммерческие рельсы абсолютно неприемлем. Заставьте армию зарабатывать деньги — и она начнет захватывать и продавать материальные объекты. А милиция будет ловить преступников и за деньги отпускать. Что, собственно, сейчас и происходит в массовом порядке. В образовании, если его считать исключительно платной услугой, как предлагает Министерство образования, становится естественным брать со студентов деньги за положительные оценки, продавать диссертации и т. д. Ведь когда образовательное учреждение понимается как бизнес-организация, чья задача — извлечение прибыли, тогда надо легализовать взяточничество, что и происходит у нас на глазах, начиная с детского сада.

Переход на такие принципы работы деформирует социальные институты, которые по своей исходной сути не призваны быть коммерческими структурами, и в первую очередь средства массовой информации. Поэтому взаимодействие общества и СМИ меняется, начинают деградировать институты гражданского общества, которые объединяют журналистов. Сегодня союзы журналистов занимаются только одним — защитой различных коммерческих возможностей журналистов. Трудно назвать хотя бы один случай, когда какой-нибудь союз журналистов осудил своих членов за неэтичные поступки.

Мы с Виталием Тоевичем перед моим выступлением обменялись шуточными замечаниями: он стал говорить о том, что юристы — враги общества, и я спросил: «А журналисты разве не враги?» Он не стал возражать: «Наверное, журналисты тоже, но юристы больше». Но у меня есть ощущение, что население считает журналистов врагами общества ? 1. Во всяком случае, уровень доверия журналистам в нашей стране укладывается в диапазон от 30 до 40 %. Телевидению доверяют около 40 % населения, потому что картинка добавляет достоверности, а печатным СМИ — чуть более 30 %. Этот показатель у нас примерно такой же, как в Румынии. В развитых странах — Германии, Франции, Великобритании — уровень доверия населения журналистам достигает 60–70 %.

С квалификацией кадров тоже сложилась катастрофическая ситуация, поскольку в начале 1990-х годов в журналистику пришло огромное количество людей, не имеющих профессиональной подготовки. У них не было представлений о том, что можно и чего нельзя делать за деньги, о порядочности — то есть этического комплекса, который в советское время на факультетах журналистики прививали студентам. Сегодня профессиональные журналисты, окончившие журфаки, — капля в море. Более того, многие руководители СМИ отбирают сотрудников не по принципу профессиональной квалификации, а оценивая их способность пойти напролом, переступая через любые моральные нормы, чтобы выполнить заказ — получить требуемую «информацию». Еще раз подчеркиваю: невзирая на моральные нормы. Поэтому аудитория не доверяет СМИ, люди говорят, что все это так называемая «заказуха». Если в СМИ кого-то критикуют, значит, за это кто-то заплатил.

Но если население не доверяет СМИ, значит, оно не поддерживает журналистов. Не так давно был избит журналист газеты «КоммерсантЪ». Был грандиозный скандал, в причастности к инциденту некоторые подозревали губернатора Псковской области Андрея Турчака. Журналисты пытались поднять в обществе волну возмущения, но народ отреагировал по-другому: «Правильно, журналистов надо избивать, потому что они продажные негодяи, работают не для нас, читателей, а на тех, кто им платит». Получается, что если журналист себя ведет недостойно и в обществе нет никаких возможностей на него повлиять, то его надо бить. К сожалению, такова сегодня логика существенной части населения. До этой логики наш народ довели сами работники СМИ.

V. Телевидение как учитель жизни

А дальше оказывается, что СМИ, находящиеся в таком тяжелом состоянии, вдруг берут на себя функции воспитания, воспроизводства новой культуры и т. д. В первую очередь телевидение распространяет мифы о себе самом, которые не соответствуют реальности, но, тем не менее, активно внедряются в сознание населения. Один из таких мифов — что телевидение якобы делает то, чего хочет зритель. Это, безусловно, неправда. Несколько лет назад группа лидеров наших СМИ, в том числе руководители крупнейших телеканалов, встречалась с главным священником православного мира. Он упрекнул их: «Что же вы делаете? Телевидение так плохо влияет на население, способствует падению нравственности». На что руководитель одной из первых трех кнопок заявил примерно следующее: «Телевидение всего лишь зеркало жизни. Что происходит в действительности, то и показываем. Какова жизнь, таково и телевидение».

Но мы-то понимаем, что это ложь — никаким зеркалом телевидение не является. На эту тему интересно рассуждает Даниил Дондурей (я считаю его одним из наиболее квалифицированных специалистов в данной области). Он говорит, что на телевидении даже событий в чистом виде нет. Все, что происходит, хорошо отформатировано. Даже от того, как вы поставите телекамеру, зависит, какая именно новость дойдет до аудитории. То есть телевидение не отображает реальность — оно ее творит.

А сейчас я процитирую, что сказал Константин Эрнст, встречаясь со студентами на вашем факультете несколько лет назад: «Телевидение воспитывает, но косвенно. Это система пилюль. В определенной степени многие вещи выглядят гораздо более развлекательными, чем на самом деле являются. Люди не любят горькие таблетки. Облатка — веселенькая и сладкая — нужна для того, чтобы ты проглатывал такие вещи. Людям кажется, что они смотрят сериал для того, чтобы развлечься, просто провести время, похохотать или поужасаться. А на самом деле...» Дальше он объясняет, почему в первые годы у российских сериалов «про жизнь» была такая высокая популярность: потому что, когда глобально изменилась ценностная шкала, люди не знали, как себя вести в новой реальности. И они принимали ту модель поведения, которую видели на экране, то есть ориентировались на то, что телевидение подавало в качестве развлечения. Обратите внимание: общество, по мнению Эрнста, не в состоянии само выработать модели поведения. Поэтому основная задача телевидения заключается в том, чтобы «проговаривать» текущую ситуацию и демонстрировать правильные, моральные модели. Формировать их ненавязчиво и опосредованно — эффективнее, чем просто учить. Учителя, который проповедует что-то «в лоб», можно и не слушать, а того, кто опосредованно формирует модели поведения, игнорировать трудно, потому что человек этого не чувствует. Это происходит помимо его воли и сознания, пока он развлекается.

То есть все просто: общество глупое, оно не может сформировать правильные модели поведения. А господин Эрнст — наместник Бога на Земле, он знает, как правильно вести себя в той или иной ситуации. Поэтому он производит колоссальное количество сериалов, которые учат людей жить. Благодаря его трудам деньги в России становятся главным мерилом и ценностью, они теперь важнее, чем любовь, дружба, патриотизм, чем все вообще ценности, которые были и в христианской, и в коммунистической идеологии. Совесть, порядочность надо отбросить и оставить только деньги, им поклоняться. Эта модель навязывается телезрителю с начала 1990-х годов, причем весьма эффективно.

VI. Особые возможности телевидения

Телевидение обладает уникальными возможностями, которых нет ни у одного другого средства массовой информации и даже у Интернета. Во-первых, это механизм подсознательной идентификации. Когда вы видите на экране тот или иной персонаж, то либо отвергаете его, либо подсознательно с ним идентифицируетесь, как бы чувствуете себя в шкуре этого человека. В 1970-х — начале 1980-х я изучал феномен безумной популярности Аллы Борисовны Пугачевой. До того у нас одной из самых любимых певиц была эстрадная звезда Эдита Пьеха. Но Пугачева, появившись на телеэкранах, сразу стала героиней номер один, Пьеха отошла на второй план. В чем дело? Пьеха была рафинированной ленинградской дамой в строгих одеждах и с красивой аккуратной прической, на сцене она принимала элегантные позы и т. д. Она всегда вела себя и выглядела безупречно.

И вдруг — Пугачева… Мы пытались понять, что произошло. Оказалось, что телезритель воспринимал Аллу Борисовну с восторгом именно благодаря механизму подсознательной идентификации. Обычной женщине было чрезвычайно сложно идентифицировать себя с Пьехой: она не могла ни похожую прическу сделать, ни платье такое купить. А Пугачева казалась нашей зрительнице «простой бабой», которая и покурить может, и выпить, и матом послать. А уж что она на кухне мужу скажет! И эта «женщина с кухни» забралась в телеящик и там поет. Представить себя на ее месте легко и срабатывает мощный психологический механизм идентификации. Он работает, когда люди смотрят на поп- или рок-звезд. У каждого поколения свой герой. От поколения к поколению культура частично меняется, так что, например, сегодняшние молодые люди вряд ли станут идентифицировать себя с Михаилом Боярским. А в 1970-е годы таких было немало…

Телевидение обладает и другим, еще более сильным и универсальным механизмом. Я бы сказал, что этот механизм действует на уровне животных инстинктов. Его исследовал, в частности, западный ученый Майкл Полани. Этот механизм — «неявное знание». Есть знание, которое можно получить в виде информации, например: «Волга впадает в Каспийское море». Это явное знание, вы осваиваете его разумом. А есть знание, которое вы получаете не думая, оно передается через образ другого человека, подсознательно. Персонаж на телеэкране несет в себе такое знание. Он на вас воздействует. Известно, что два человека, беседуя, начинают копировать мимику друг друга, жесты, потому что мы подсознательно друг к другу приспосабливаемся, начинаем общаться с партнером, используя подсознание. Так же нам на подсознательном уровне передается и то, что мы видим на телеэкране.

Это древний механизм: дети всегда так учились у родителей, более того, животные учатся друг у друга с помощью неявного знания. Кошка показывает котенку, как ловить мышь: придавливает ее лапкой, потом отпускает, показывает еще раз… После этого котенок может ловить мышей самостоятельно. Он не думает о том, что кошка его этому научила, а просто копирует ее действия. Это и есть механизм передачи неявного, то есть фактически неосознанного знания.

Если одних и тех же людей достаточно долго показывать на экране, то они становятся настоящими воспитателями аудитории. Например, ток-шоу строится в такой стилистике, что участников заставляют кричать друг на друга, вести себя по-хамски. Это возбуждает телезрителя, поднимает рейтинг программы, поэтому такие приемы стали сейчас нормой. Может быть, только на канале «Культура» в программе Виталия Тоевича участники друг друга не бьют и разговаривают так, как и должны нормальные люди. Но если мы регулярно смотрим крикливые ток-шоу, то что может удержать нас от такого же поведения в быту? Что может заставить человека, например, в общественном транспорте, вести себя вежливо? На производстве, возможно, кое-где есть другая корпоративная этика. Но не стоит удивляться тому, что в трамвае или магазине люди хамят и оскорбляют друг друга.

Таким образом, телевидение обладает колоссальным потенциалом, но если бы оно воздействовало только на внешние проявления, это было бы полбеды. В конечном счете телевидение оказывает решающее влияние на формирование ценностных ориентаций, смыслов, картины мира и всего, что с этим связано.

VII. Роль СМИ в условиях коренных перемен капитализма

В последние десятилетия произошло радикальное изменение капитализма, связанное с работой средств массовых коммуникаций. Я побеседовал с заведующим кафедрой зарубежной философии МГУ, сравнительно молодым человеком, и этот разговор огорчил меня до глубины души. Спрашиваю: «У вас в учебных программах предусмотрено изучение трудов Карла Маркса?» — «Нет». — «Почему?» — «Есть много других философов, более крупных и важных». Я вспомнил, что недавно за рубежом «Капитал» Маркса был переиздан на многих языках мира общим тиражом более 1 млн экземпляров — и это в течение одного года! Заявление о том, что Маркс недостоин изучения в МГУ, меня поразило.

Тем не менее с тех пор, как был написан «Капитал», многое изменилось. Во времена Маркса капитализм представлялся как свободная игра производительных сил, в которой доминирует конкуренция. Товары конкурируют по качеству, и, собственно, в этом и есть мощная сила капитализма. Благодаря конкуренции повышается качество товаров, а значит, и улучшается сбыт качественной продукции. В ходе такой свободной игры производительных сил экономика развивается в соответствии с потребностями людей. Однако во второй половине ХХ века такой капитализм закончился. Теперь нет свободной конкуренции и открытого рынка, куда любой производитель может прийти и продать свой товар. Более того, конкуренция перешла из области материального производства в производство ценностей и смыслов.

Приведу несколько любопытных примеров. Сколько стоит хорошая французская туалетная вода? — 50–80 евро в зависимости от емкости. А сколько стоит ее производство? Меньше одного евро! То есть на изготовление туалетной воды тратится 1 евро, а с прилавка она уходит за 50–80. Вопрос: что представляет собой разница? Это то, что производится у нас в мозгу. Не флакончик, а магическая важность продукта, которая существует в нашем сознании. Или автомобиль «Бугатти» за миллион евро — сколько он стоит в производстве? Думаю, что не больше 20 тыс. евро. А разница — это его ценность, престиж и прочие «свойства», сформированные у нас в сознании. Швейцарские часы в производстве не стоят даже 5 % своей продажной цены. Примеры подобного рода можно множить и множить.

Получается, что где-то, кроме фабричного цеха, «накручивается» стоимость, которая в конечном счете присутствует у нас в голове. Понятно, что если французские духи продаются в роскошном магазине, то надо платить за аренду, торговое оборудование, зарплату продавцу. И все же это совершенно не те деньги, которые определяют конечную стоимость. Разница — это то, что платится за смысл, который произведен в сознании людей с помощью рекламных воздействий. Фактически производство перемещается из реальных цехов в некую область идей, смыслов, понятий и т. д.

Вот что происходило на Западе начиная со второй половины ХХ века. Реклама сначала играла роль специального «информатора» и советчика: пейте этот кофе, пользуйтесь этим стиральным порошком, покупайте этот автомобиль. Постепенно потребители начали придавать с помощью рекламы некие дополнительные смыслы, которых в самих продуктах не было. Сегодня можно купить какую-нибудь тряпку от Версаче за огромные деньги только потому, что это «раскрученная» марка. Ваше решение не будет связано с качеством товара, который, вполне возможно, к концу сезона придется выбросить. Мои сверстники с детства помнят автомобиль «Волга», который покупали для того, чтобы ездить на нем всю жизнь. Кто теперь покупает автомобиль на всю жизнь? Это же смешно!

Индустрия рекламы быстро перешла к приданию продуктам некого дополнительного смысла. Потом рекламные технологии пришли в политику. Имиджмейкеры стали конструировать образы политиков, добавляя те качества, которых у них на самом деле не было, а также выявляя реальные свойства и преувеличивая их. Постепенно эти технологии превратились в тотальную манипуляцию, с помощью которой можно изменить смысл жизни человека, воздействуя на него извне.

В связи с этим интересна история журнала “Playboy”. Недавно в Каннах я встречался с Хью Хефнером, идеологом и владельцем. Он там находился в сопровождении восьми девиц разных поколений — от 40 до 18 лет. Но с чего начинался его грандиозный проект? В конце 1950-х в Соединенных Штатах появилось огромное количество состоятельных граждан. Это были не очень образованные люди, и им требовался «путеводитель по жизни», который бы советовал, как потратить денежки для своего удовольствия наилучшим образом. Им в помощь Хью Хефнер и придумал свой журнал. Какие часы надо купить, чтобы считаться «крутым»? Какие марки коньяков надо пить и предлагать девушкам, чтобы они сказали: «О, это круто!»? Какие брючные ремни надо носить, чтобы они сочетались с запонками и часами? Оказывается, часы, пряжка и запонки должны быть из золота либо из серебра, а разные металлы одновременно носить нельзя. Но еще надо уметь побеседовать о Льве Толстом, потому что это модно. Или об экзистенциализме. Значит, в журнале появляется дайджест: кто такой Толстой и что написал Камю. В общем, получается «Мурзилка» для идиота, у которого есть деньги. Но зато богатому человеку можно взять журнал и сразу понять, куда идти и что покупать.

Дальше произошли любопытные события. Журнал был адресован людям с доходом 15 тысяч долларов в год — в конце 1950-х в Америке это были огромные деньги. Значит, если вы зарабатываете 15 тысяч в год, то можете читать журнал и жить по заявленным стандартам. Купить себе «правильный» дом, соответствующий автомобиль, ухаживать за девушками так, как советуют на страницах журнала.

И вдруг выяснилось, что “Playboy” покупают люди со среднегодовым доходом в 5 тысяч долларов, но благодаря его рекомендациям по части внешних атрибутов выдают себя за более обеспеченных. Они делают это подсознательно. За журнальными ориентирами начинают тянуться широкие массы населения. Попутно журнал подсказывает, в чем смысл жизни, рекомендует модели поведения с девушками и т. д. Если взять мировую литературу, то мы найдем там колоссальное количество разных моделей поведения мужчин и женщин. Например героиня романа «Унесенные ветром» представляет одну модель, девушки из произведений Ремарка — другую, жены декабристов — третью, Ксюша Собчак — четвертую. За всеми этими моделями стоят разные смыслы жизни. Так вот, “Playboy” не говорит своим читателям, что надо выбрать настоящую женщину в классическом понимании — добрую, образованную, духовно богатую, которая будет должным образом воспитывать их детей. Вместо этого диктуется: «Сегодня налей коньяку одной девушке, завтра другой, послезавтра третьей. В смене девушек и есть счастье. Если у тебя есть деньги, то ты должен относиться к женщинам как потребитель». А это уже — не реклама товаров, а навязывание своей аудитории жизненной философии.

Таким образом выяснилось, что средства массовой информации обладают сильными средствами не просто для моделирования поверхностного поведения людей, но даже для формирования глубинных пластов человеческой натуры, таких как представления о смысле жизни. И лучше всех СМИ с этим сегодня справляется телевидение. Оно способно изменять характер цивилизации, перенося центр тяжести в информационных потоках на манипулирование человеком, на формирование личности тем или иным образом. Это одна из принципиально важных черт нашего времени.

Если бы меня спросили, чем отличается сегодняшняя эпоха от эпохи 50-летней давности, которую я хорошо помню, я бы ответил, что наша эпоха в первую очередь информационная. Но не в том смысле, что нам стала доступна достоверная информация о научных достижениях или о новостях, о том, что происходит в разных уголках мира. Наша эпоха информационная, так как происходит тотальное манипулирование со стороны средств массовых коммуникаций, управление человеком помимо его воли. И еще я бы добавил, что наше время выдвинуло на авансцену новый тип личности. В Советском Союзе, да и в дореволюционной России, правительства заботились о том, чтобы в результате взросления формировался человек-творец. Сейчас же у нас отчетливо поставлена задача, о которой сказал бывший министр образования Андрей Фурсенко, выступая в Высшей школе экономики: «сформировать квалифицированного потребителя». До него то же самое говорили и другие неолиберальные идеологи, в частности Евгений Ясин. То есть нынешний идеал, навязываемый обществу, — человек по сути малообразованный, плывущий по волнам информационных потоков под влиянием складывающихся модных трендов.

Сегодня целый слой невежественных людей уже оказался вовлечен во власть и начал оказывать существенное, а иногда решающее воздействие на принятие судьбоносных для страны решений. Новые поколения, вышедшие на авансцену исторического развития страны, — это люди, в подавляющем большинстве ориентированные не на творчество, а на потребление. В жертву рынку принесено многое, в том числе и просветительские идеалы прошлого.

VIII. Коротко об Интернете

Говоря о телевидении, я, наверное, дал пищу для размышлений, но всю систему своих взглядов здесь, конечно, изложить не успею. Несколько слов скажу про Интернет. Если будет желание, посмотрите в «Литературной газете» (? 7 за этот год) мою статью про Татьяну Толстую. Редакция назвала статью как-то скромно — «Школа блогословия». Ее первоначальное название было «Татьяна Толстая — писательница легкого поведения». Не знаю, любите ли вы Толстую, но мне ее творчество в Интернете показалось интереснейшим материалом для анализа того, что вообще происходит в Сети.

В. Т. ТРЕТЬЯКОВ: — Александр Сергеевич, проверим, кто читал книги Татьяны Толстой. Поднимите руки (в зале руку поднимает одна студентка). Вот, а ведь медийный персонаж… Все знают, что Татьяна Толстая — писательница, а читал всего один человек. Хоть одно произведение Татьяны Толстой назовите, пожалуйста. Что она написала?

— «Кысь». (реплика из зала)

В. Т. ТРЕТЬЯКОВ: — То есть одно. Известно, что писательница, известна одна повесть, и все. Из этого складывается образ писателя.

— Итак, в своей статье я анализирую природу ее успеха в Интернете. И выясняю: что нужно делать, чтобы получить колоссальное признание в Сети? У Толстой порядка 22–30 тыс. подписчиков, целый фан-клуб. Эти люди ловят каждое ее слово. Я описал несколько рецептов ее успеха. Рецепт первый: человеколюбие, гуманизм, уважение к личности должны быть выброшены на свалку истории. На свет божий должен выйти новый тип литератора — писатель-людоед. Хотите быть популярным в Интернете, в социальных сетях — надо «жрать» людей. Второй рецепт: любовь к народу — глупый пережиток. Третий: встать на сторону зла. А у нас в литературе — и в российской, и в мировой — традиционно писатель всегда стоял на стороне добра. И всегда было понятно, что в его произведении есть добро и что есть зло. И читатель, конечно, старался встать на сторону добра. А теперь все наоборот. Четвертый рецепт: грамотно позиционировать себя в массовом сознании. Не обязательно быть писателем в традиционном, устаревшем смысле слова, важно прослыть им. Вот то, что Виталий Товиевич сейчас четко показал в диалоге с аудиторией. Писатель Толстая или нет — мы не знаем. Но она прослыла писателем.

В. Т. ТРЕТЬЯКОВ: — Кстати, Александр Сергеевич, я на днях записал две программы, о которых Вы упоминали. Одна из них — «Добро и зло в современной литературе». Так вот, у меня там чуть не подрались.

— Кто с кем? Думаю, те, кто на стороне добра, с теми, кто на стороне зла.

В. Т. ТРЕТЬЯКОВ: — Там были писатели и литературные критики. Чуть не подрались — редкий случай.

— Виталий Товиевич, пригласите меня в следующий раз, я с удовольствием поучаствую в драке...

Пятый рецепт: для популярности в Интернете работа с аудиторией должна дополняться… Чем бы вы думали? Регулярными телепрограммами. Как Вам это, Виталий Товиевич?

В. Т. ТРЕТЬЯКОВ: — Я и говорю, что пишущие — умные, а телевизионщики — глупые, но популярные.

— Кстати, я в свое время был потрясен, когда посмотрел фильм «Ночной дозор», поставленный Эрнстом. Это переломный в нашей культуре фильм, его преподносили как триумф нашего кино, снятый «замечательным режиссером» Тимуром Бекмамбетовым. Там потрясающие спецэффекты. А для меня самым главным было другое. Знаете, как говорят: устами младенца глаголет истина. В конце фильма ребенок говорит, что «светлые» ничем не лучше «темных», потому что на самом деле и те, и другие хотят примерно одного и того же, только белые притворяются белыми. В общем, фактически было сказано, что добро ничем не лучше зла. И совершенно необязательно стоять на стороне добра. Я считаю, что подобное — вообще катастрофа для цивилизации, причем не только для российской.

Вернусь к нашей теме. Рецепт шестой: чтобы быть популярным в Интернете, писателю необходимо овладеть специальными технологиями работы с интернет-аудиторией. Например, потрясает классификация своей аудитории, которую дает Толстая. Она говорит, что у нее 22 тыс. подписчиков, но 21 тыс. из них — «хомячки». Она с ними работает соответственно: подсыпает им корма и они прибегают к ней на информационный ресурс. Дальше она делает все, чтобы они там передрались, перегрызлись. Это целая технология, которая, как вы понимаете, конечно, «возвышает» человека. Толстая выделяет «лайкающих», «аплодирующих», «благодарно подвывающих», «кликушествующих», «угрюмых идиотов», «леваков», «гебефренический отряд», «звонких ханжей», не понимающих ничего, «ненавидящих». Поведение каждой из этих категорий изучено детально. Например, она пишет: «они [ненавидящие] приходят не только отхаркаться в вашем пространстве, но и утащить текст для перепоста в свой ФБ [фейсбук], чтобы там вместе с друзьями радоваться вашей очевидной никчемности». Один из ее последователей, некий Экслер пишет, что «для поддержания экобаланса необходимо поддерживать ровное, равномерное существование всех названных категорий у себя в ФБ… Обязательно нужно выпестовать (и подкармливать) своего дурака… Правильная селекция — залог здорового аккаунта». Экслер — еще один шарлатан из Интернета. Тоже успешный. У него еще больше, чем у Толстой, собственных подписчиков.

Кстати, в Интернете двадцатка самых популярных блогеров зарабатывает до 100 тыс. долларов в месяц, некоторые — и больше. Вообще там диапазон от 20 до 100 тыс. подписчиков. Навальный, по-моему, номер один. Порядка 700 тыс. подписчиков. До того, как ограничили его ресурс, каждый месяц сбор денег (имеется в виду серая касса) достигал по некоторым подсчетам 3,5 млн рублей. Вот цена квалифицированной работы с нашими необычайно «продвинутыми» пользователями социальных сетей.

IX. Заключение

В заключение сформулирую несколько тезисов. Я считаю, из всей этой ситуации в России мы могли бы извлечь несколько уроков. Первое: при вхождении в глобальное сообщество ценности свободы, либерализма должны быть сбалансированы социальными ценностями. И свобода слова должна быть сбалансирована ответственностью перед обществом. Например, на чем была нами поймана контора Андрея Константинова, о которой я только что говорил? В нашем Университете есть юрфак. И мы нашли информацию о судебных заседаниях, где за день проходило пять судебных процессов по искам к агентству Константинова от разных юридических и физических лиц по поводу всяких публикаций. И там специально был выделен судья, который занимался только его исками, и все иски отметались по разным основаниям.

В. Т. ТРЕТЬЯКОВ: — Я хорошо знаю Андрея Константинова. Часто с ним встречался, в том числе и в Питере. Он считается доблестным журналистом.

— Да, считается. И доблестным борцом за права СМИ. Однако его попросили покинуть пост председателя Союза журналистов Санкт-Петербурга, когда один из его информационных ресурсов (которых у него тогда было пять) «Фонтанка» опубликовал видеозапись сцены изнасилования школьника черенком лопаты. И до этого в его СМИ было много всякого подобного. У нас в этом смысле точно самый прогрессивный город.

Второй вывод: развитие СМИ в условиях глобализации должно опираться на ценности национальной культуры, переинтерпретируя продолжать вектор национальных традиций.

И третье — развитие СМИ нельзя рассматривать исключительно в рамках экономических процессов, поскольку в этой сфере есть ценности важнее денег, это — культура, нравственность и национальные интересы.

Теперь я обращусь к вопросам, если позволите.

Вопросы и ответы

— Обязательно ли любить телевидение, чтобы им заниматься?

— Конечно. Я вообще думаю, что человек может добиться успеха и быть счастлив в жизни, если любит дело, которым занимается. Что-то стоящее у него получается только в том случае, если он любит это дело. Достичь успеха в том деле, которое ты ненавидишь, по-моему, просто невозможно.

— Что для Вас есть показатель интеллигентного человека в современном обществе?

— Вы знаете, я специально занимался в научном плане проблемами интеллигенции. У нас — и у ученых нашего вуза, и у меня лично — много трудов на эту тему. Наш Университет — один из крупных центров по изучению проблематики интеллигенции. Скажу сейчас только, что ключевое качество — это способность воспринимать чужую боль острее, чем свою. Интеллигент — это независимый, образованный человек с обостренным чувством совести. Именно чувство совести отличает интеллигента от образованца.

— Выделяются ли в Университете профсоюзов денежные средства на индивидуальную творческую деятельность студентов?

— К огромному сожалению, помимо стандартной учебной программы — нет. Я недавно был в Гонконге и просто завидовал там студентам. Там для выполнения дипломной работы каждый получает грант. В ряде университетов выделяется по 50–70 тыс. долларов. Если у нас так поступать, то это будет страшное испытание. Я боюсь, что 90 % студентов побегут деньги обналичивать. Но в принципе это, конечно, надо делать.

— Любите ли Вы Москву?

— И да, и нет. Когда я приехал учиться в Ленинград из Курска в 16 лет, то влюбился в этот город. Потом много раз предлагали переехать в Москву на работу, но я не согласился. Москва подавляет мое воображение провинциала и кажется с точки зрения моих интересов неудобной для жизни. У нас темп жизни медленнее, чем у вас. Просто приехать и пройтись по ресторанам приятно. Москвичей люблю, поскольку в них есть определенная энергетика, харизма, динамизм. Люблю старых москвичей, коренных, потому что они, конечно, иные, чем люди, приехавшие из других регионов. Весьма интеллигентные. Но и среди приезжих, вновь прибывших москвичей тоже есть, конечно, интересные люди. Хотят в жизни чего-то добиться, потому и находятся здесь. Приезжаю в столицу с удовольствием, но динамизм Москвы больше двух-трех дней выдержать не могу.

— Отличаются ли студенты московских университетов от петербургских?

— Не замечаю отличий. И в Петербурге, например в нашем вузе, всегда две трети иногородних ребят. Они тоже приезжают, чтобы строить свою жизнь в сложных обстоятельствах. Оторваться от родителей всегда трудно. Сейчас, кстати, знаете, что интересно: впервые за много лет эмиграция из Москвы в Петербург стала больше, чем из Петербурга в Москву. Из Москвы большое количество людей переезжает во взрослом возрасте работать, потому что находит для себя некоторые преимущества в том, что и город чуть меньше, и пригороды ближе. Качество жизни выше. А в Москве каждый район — это как отдельный город, жить очень сложно.

— Какая Ваша любимая книга?

— Больше всего люблю, пожалуй, Чехова, Драйзера. Персонаж Джека Лондона по прозвищу Время-не-ждет — с детства один из самых моих любимых героев. Люблю, конечно, Хемингуэя, Ремарка за кодекс чести их героев.

— Что, на Ваш взгляд, необходимо срочно изменить в системе российского образования?

— Отменить все нормы и законы, которые напринимали со времен Фурсенко по настоящее время. Я не согласен со всем, что делается за последние 10 лет. Идет непрерывный развал.

— Расскажите, пожалуйста, о программах на петербургском ТВ, автором которых Вы являетесь.

— Каждый год делаю программы, которые теперь не идут по телевидению. Это, например, конкурс «Высший бал/л, или Ум + Красота = Студент». Мы их кладем на полку в ожидании иных времен.

В начале 1980-х годов я работал на ленинградском телевидении в музыкальных программах «Дискотека», «Пять на пять». Скажем, в моей передаче впервые появился Валерий Леонтьев (в его жизни впервые). И тогда это были самые популярные программы ленинградского телевидения. В Ленинграде было всего два канала телевидения — московский и ленинградский.

Это было мое первое вхождение на телевидение, но тогда это был, в общем, светлый мир. Безусловно, существовала партийная цензура. Было иногда забавно и смешно. Например, рассказывая про «Битлз», я говорил, что их песни исполняли Элла Фитцджеральд, Фрэнк Синатра и Бостонский симфонический оркестр. Потом прибегал цензор и говорил: «Какой Фрэнк Синатра? Он сотрудничает с мафией, его имя произносить нельзя». И вот уже я появлялся на экране, говорил, что песни «Битлз» исполняла Элла Фитцджеральд, потом (без моего ведома) делал легкое движение головой и заканчивал про Бостонский симфонический оркестр. И наша счастливая молодежь жила в неведении, что существует Фрэнк Синатра, связанный с мафией. Но это было потрясающе интересное время и удивительно гуманистически ориентированное телевидение. Там люди работали не во имя денег, не для того, чтобы бабки срубить. Сделать коммерческую «заказуху» или кого-то оболгать за деньги — это вообще было невозможно в то время. На моих глазах в Ленинграде открылся телецентр и началось телевидение. Была эпоха удивительно светлых людей, я их себе представляю именно такими. А сейчас я смотрю — там какие-то людоеды.

Потом состоялось мое второе вхождение на телевидение. В 90-е годы я начал работать с Сергеем Шолоховым. У него была программа «Тихий дом». Потом сделал несколько своих телепрограмм. Наш Университет имел два часа прямого эфира каждое утро на канале ТНТ в Петербурге. И мы принимали до 40 тыс. звонков. Мы делали программу «Самый модный», каждое утро обсуждали какое-то явление. И молодежь голосовала, кто является самым модным в рамках того или иного явления. В этот момент радикально поменялся характер телевидения и того, что оно делает с людьми. Я ушел с канала ТНТ, когда почувствовал, что стало совершенно невозможно там работать. Мы делали программу студенческого университетского телевидения с 7 до 9 утра. До нас всю ночь шла какая-то «порнуха». И после нас, начиная с 9 утра, лучше не становилось. Я почувствовал, что это все уже для нас было неуместно.

В. Т. ТРЕТЬЯКОВ: — Говоря о ТНТ в Петербурге, Вы имеете в виду местное ответвление от общероссийского ТНТ?

— Да, конечно. У нас были свои два часа именно в петербургской сетке вещания.

— В каком направлении, по Вашему мнению, развивается российское ТВ?

— Российское ТВ непрерывно развивается в направлении ниже пояса, но выше колена. Оно стремится культивировать самые низменные человеческие инстинкты и на этом зарабатывать. Показывать подобное наиболее рентабельно, поэтому современные телевизионные деятели так и делают.

— Как Вы относитесь к современному телевидению?

— Думаю, вы уже догадались, что я переживаю за происходящее, потому что считаю себя журналистом. В общей сложности, вместе с научными, у меня уже более 2 тыс. публикаций. И больше половины — журналистских. Но я вынужден критиковать журналистику и телевидение. Это трудно.

— Считаете ли Вы уникальными тех людей, которые занимаются наукой и искусством, и как это отразилось в Ваших телепрограммах?

— В записи существует порядка 180 моих авторских программ, огромное количество из них связано с уникальными личностями, многие из которых уже ушли из жизни: Лихачев, Дудинская, Аникушин и др. Каждая личность уникальна. Другое дело, что, к сожалению, не каждый получает возможность развить свои способности. Мне хотелось, чтобы выдающиеся россияне, которые того стоят, были видны молодежи, потому что если в качестве идеала для подражания навязывается та же Ксюша Собчак — это просто национальная беда. И миллионы зрителей воспринимают ее как реальный образец. На этом обогатилась фирма «Саваж».

— Кем Вы мечтали стать в детстве?

— Никем не мечтал стать в детстве. Будучи ребенком, просто жил с большим удовольствием. Я и сейчас никем не мечтаю стать, просто занимаюсь тем, что интересно, и пребываю в этом счастливом состоянии. Правда, предмет занятий меняется.

— Что бы Вы хотели изменить в современном обществе?

— Убежден, что наша страна в 1991 году в принципе пошла по ложному пути. Есть крайне левая ориентация, как было у Пол Пота. На том же крайнем левом фланге — тоталитаризм Сталина. Сейчас мы ушли в крайне правую сторону. А во всем мире торжествует теория конвергенции. Высшая школа экономики нам твердит, что китайская модель для нас не годится. А я думаю, что как раз в Китае в 1972 году Дэн Сяопин определил правильное направление развития страны. Отбор всего лучшего, что было при капитализме и при социализме, — это воплощение теории конвергенции. И для России сейчас важно вернуться на магистральное направление развития мировой цивилизации.

Диана АГКАЦЕВА: — Как Вы считаете, какой человек может быть готов к получению высшего образования в России?

— Образование складывается из обучения и воспитания. Школа, к сожалению, сейчас работает все хуже с каждым годом. В общем, в вуз должен прийти образованный и воспитанный человек. Это человек нравственный, культурный, знающий, который хорошо учился в школе. И ни в коем случае, конечно, высшее образование у нас не должно становиться массовым. В этом смысле я с компартией совершенно не согласен. Должна быть планка по уровню требований, должен быть серьезный отбор и должна быть ответственность студентов за то, в чем они участвуют.

Джемма АРУТЮНЯН: — Каково, по Вашему мнению, будущее нашей молодежи?

— Если говорить о тех, кто в этой аудитории, надеюсь, у них будет хорошее будущее и желаю этого. А вообще, думаю, у нынешних поколений будущее тяжелое, потому что люди воспитываются в духе потребительства, у них нет мотивации к саморазвитию. Молодежь под влиянием рекламы считает, что «пожуешь модную жвачку, и все девушки захотят с тобой целоваться». Но так в жизни не бывает. Без упорного труда ничего не получается, а молодежь не ориентирована на упорный труд. Поэтому у нас и выросли сейчас «потерянные поколения», в новом смысле потерянные, не так, как у того же Ремарка.

Белла ВИНОГРАДОВА: — Будучи еще жителем Санкт-Петербурга, я однажды пыталась попасть на Лихачевские чтения, но, к сожалению, в качестве слушателя мне не удалось этого сделать. В связи с этим такой вопрос: планируете ли Вы расширение аудитории на Чтениях в Вашем Университете и какое-то изменение формата или развитие?

— Спасибо большое. Мне приятно Вас здесь видеть. Если Вы не попали на Чтения, то это только из-за каких-то неправильных действий персонала нашего Университета. Человеческий фактор существует. Но вообще-то мы только хотим знать, кто к нам приходит, а персональных ограничений у нас нет. Поэтому приезжайте, пожалуйста, только свяжитесь с нами заранее по электронной почте, и Вы попадете на Лихачевские чтения, которые в этом году будут проходить 15–16 мая. Вот Виталий Тоевич там будет. У нас бывает много и молодежи. Мы и школьников приглашаем, а уж студентов тем более рады видеть.

Дарья ВАСИЛЕНКО: — Уважаемый Александр Сергеевич, каковы, на Ваш взгляд, перспективы развития российского телевидения?

— Во многом ситуация зависит от того, как будут соблюдаться договоренности между российской властью и руководством «первых кнопок» российских телеканалов. Пока эти договоренности сводятся к тому, что государственные чиновники полностью контролируют новостийные телеканалы, которые имеют наибольший охват аудитории в стране, взамен предоставляя продюсерам этих каналов возможность делать все, что им заблагорассудится в угоду рейтингам в «развлекательном» вещании. Рейтинги — вещь крайне сомнительная, и об этом сегодня специалисты говорят много: сомнительны методики их составления, а также то, что эти рейтинги отражают реальные интересы населения к тем или иным каналам или телепрограммам. Но самое главное — рейтинги находятся в руках иностранных фирм, то есть их составляют корпорации, штаб-квартиры которых расположены за пределами нашей страны. Это оставляет возможности для безудержного недобросовестного манипулирования ситуацией.

В нынешнем виде рейтинги вообще не могут быть критерием эффективности работы телеканалов. Ориентируясь на них, выстраивая систему работы телевидения в расчете выиграть рейтинговую псевдоконкуренцию (на рейтинги ориентируются рекламодатели), руководители телеканалов, продюсеры непрерывно работают на неуклонное понижение нравственности в нашей стране. С телеэкранов транслируются пошлость, хамство, с помощью телевидения осуществляется размывание морально-нравственных ценностей общества.

Если этот негласный пакт между властью и руководством телеканалов не будет разрушен, то телевидение по-прежнему будет «раковой опухолью», разлагающей идеологическую сферу страны. Соответственно, перспективы представляются грустными. Телепродюсеры нас уверяют, что они лишь удовлетворяют существующий спрос, но на самом деле это ложь: телеканалы сегодня не только удовлетворяют спрос, они в первую очередь его формируют. На это тратятся десятки, сотни миллионов долларов.

Полина ЕВРОПЕЙЦЕВА: — Как, по Вашему мнению, должна выглядеть идеальная система образования в вузе? Возможно ли ее воплощение в современном обществе?

— Возможно, если произойдет возврат к системе законодательных актов, действовавших в начале ХХI века. Пока система образования в вузе сильно деформирована новыми реформами. Насколько мне известно, новый Закон «Об образовании», принятый Государственной Думой, не прошел экспертизы серьезных научных центров. Сегодня этот закон практически не оставляет возможности вузам работать эффективно.

Валерия ЗАХАРОВА: — Александр Сергеевич, Вы сценарист и режиссер телевизионных программ. На Ваш взгляд, какие программы не следует пускать в эфир российского телевидения?

— Это серьезный вопрос. Но я не провожу мониторинг ведущих телеканалов, системный контент-анализ. Тем не менее, по тому, что вижу, могу сказать, что канал ТНТ должен быть переформатирован радикальным образом, поскольку его топовые программы — это скверный, недобросовестный учитель жизни для молодежи, «школа жизни», которая оказывает бóльшее влияние на молодежь, чем общеобразовательная школа. И влияние это самое дурное. Существенные подвижки должны произойти на канале СТС. Несколько лучше обстоят дела на канале РТР. На мой взгляд, плохо обстоят дела на «Первом канале». По авторской программе Константина Эрнста «Матадор» уже много лет назад было видно, что этот человек не должен форматировать культуру нашей страны. Однако канал ? 1 оказывает решающее воздействие на сегодняшние культурные трансформации. Все худшие культурные тренды в нашей стране связаны с деятельностью «Первого канала». В принципе канал НТВ стоило бы вообще закрыть, потому что он достаточно давно превратился в зловонную яму и весьма негативно воздействует на население.

Что касается канала «Культура», то он, конечно, тоже не удовлетворяет серьезным требованиям. Он делается так, чтобы его не смотрели. Это чрезвычайно архаичный по формату, стилистике, подаче материала канал, он изначально сделан, скажем так, для уходящего (по возрасту) телезрителя, и для людей, которые не обладают современной динамикой восприятия. Канал «Культура» нуждается в серьезной модернизации.

Мне не нравятся и «Пятый канал», и «100 ТВ». «Пятый канал» утратил петербургский характер, который делал его уникальным, значимым, очень интересным для всей страны, — прежде всего из-за невнятной политики владельцев, непрерывной смены топ-менеджеров, которые не могут найти для него свою нишу. Этот канал мог бы стать голосом Петербурга для всей страны, но для этого он должен быть еще и голосом Ленинграда. Сейчас непонятно: для чего он вообще существует и на какую аудиторию опирается? Не нашел своего петербургского лица и канал «100 ТВ» — это канал для подкормки маргинальной журналистики, для журналистов, которые больше нигде не состоялись и приходят работать на этот телеканал, чтобы получать огромные зарплаты, которые непонятно откуда финансируются (если учитывать, что канал вообще не привлекает рекламодателей). Видимо, его финансирует большой бизнес под административным давлением власти. Но кому он может быть интересен в сегодняшнем виде — непонятно. Конечно, можно было бы поговорить о музыкальных каналах для молодежи, но и они производят грустное впечатление.

Екатерина ЗОЛКИНА: — Каким, по Вашему мнению, должен быть журналист?

— Современной российской журналистике, наверное, 90 процентам журналистов, не хватает культуры, порядочности и интеллигентности. Мне приходилось работать со многими вроде бы неплохими журналистами. Фактически я неоднократно выполнял функции главного редактора различных СМИ. И могу сказать, что мало даже и профессиональных журналистов, за которыми не нужно править их исходные материалы. Журналистика сейчас — одна из наиболее слабых в профессиональном отношении сфер деятельности. Если бы медицина находилась на уровне журналистики, то, наверное, смертельных исходов лечения было бы в сотни раз больше.

Чинце КУЛЕДЖИШВИЛИ: — Александр Сергеевич, Вас осуждают за поступки? Вы признаете свою неправоту?

— У меня есть значительное количество недоброжелателей, которые меня осуждают просто за факт моего существования. Людей злят профессиональная успешность, востребованность, стабильность, да и яркая личная жизнь, которую я не считаю нужным скрывать. Но больше всего (это было даже предметом социологического исследования группы московских социологов) многих моих земляков-петербуржцев возмущает то, что я достиг успеха в жизни, ничего не украв, не «прихватизировав», как теперь говорят в бизнесе, никого не «кинув», то есть достиг успеха честным путем. Это многим трудно пережить. Мой способ достижения успеха дает большую независимость. И это тоже злит.

Вместе с тем в практической деятельности я, безусловно, совершаю ошибки. Хорошо, что наш Университет работает циклично: за год происходит много событий, они ежегодно повторяются. Если ты совершаешь ошибки, многие из них можно исправить. Когда я вижу ошибки, то охотно их признаю и приношу извинения людям, если они пострадали. Но, к сожалению, не всегда и не все можно исправить. В таких случаях, конечно, свои ошибки не только признаешь, но потом и мучительно переживаешь.

Мария КУРАНОВА: — Чего не хватает нашему телевидению сегодня?

— За редкими исключениями нашему телевидению сегодня не хватает деятельности в интересах своего телезрителя, работы, направленной на духовно-нравственное взращивание своей аудитории. Сегодня телевидение, как правило, эксплуатирует и развивает самые низменные инстинкты людей. Я пожелал бы телевидению честности и порядочности, того, что на 99 % было, кстати, на телевидении в советское время. Притом что были конкуренция, творческая ревность, диктат партийного начальства, телефонное право, но это все занимало небольшую нишу в деятельности телевидения.

Хорошо помню ленинградское телевидение. В моем семейном альбоме хранится фотография, на которой я запечатлен в шестилетнем возрасте с отчимом — популярнейшим тогда телевизионным диктором — на ступеньках ленинградского телецентра, который только открылся, это было примерно в 1960 году. С тех пор и до конца советской власти на телевидении я видел много светлых, интеллигентных людей, которые занимались творчеством. А ныне в большинстве своем это то ли клопы, то ли вурдалаки, которые высасывают соки из телезрителя. Отвратительно.

Кристина ЛАЗАРЕВА: — Исконно одной из функций телевидения является просвещение. Александр Сергеевич, не считаете ли Вы, что на современном телевидении сформировалась тенденция преобладания развлекательной составляющей, которая вытеснила просвещение?

— Считаю. Более того, телевидение сегодня — в основном очаг невежества и дремучести, пропаганды лженаучных представлений об окружающей реальности.

Екатерина ЛИСИЦИНА: — В связи с событиями на Украине российские новостные теле- и радиовещательные компании значительную часть эфирного времени уделяли этим событиям, а такое мероприятие, как Паралимпийские игры, ушло не то что на второй план, а порой даже не обозревалось в новостных программах. Что Вы думаете по этому поводу?

— Очень жаль, что эти события произошли в одно и то же время. Паралимпийские игры предоставляли особые возможности по пропаганде правильного отношения общества к людям с ограниченными возможностями. Но то, что произошло на Украине, — это форс-мажор, обстоятельства и события, которые реконструируют жизнь фактически всей планеты. Это нельзя было не показывать.

Ксения МАКСИМЕНКО: — Нынешний кинематограф кардинально отличается от фильмов, которые снимались в советские времена. Как Вы думаете, это происходит по причине борьбы за гонорары, а не за зрителя?

— Вы сами точно ответили на свой вопрос. Современный отечественный кинематограф по художественности, творческому уровню опустился намного ниже кинематографа советского времени. Снизился уровень работы сценаристов, режиссеров, актеров. Пожалуй, вырос только уровень трюковой составляющей, потому что этому можно поучиться у Запада. Посмотрев «Девятую роту» Федора Бондарчука, я понял, что это бесталанный человек по сравнению с его отцом — Сергеем Бондарчуком, снявшим фильмы «Война и мир» и др. Посмотрите — и вы увидите разницу. Или посмотрите фильм «Кубанские казаки». По уровню работы даже такой лидер, как Тимур Бекмамбетов далек от того, что делалось в советское время, его даже серьезным профессионалом нельзя считать. То, что сейчас снимается и на что тратятся миллионы, чаще всего никуда не годится. Даже такие признанные мастера, как Никита Сергеевич Михалков, люди, которые в советское время выпускали гениальные фильмы, сегодня растеряли свой творческий потенциал. И это произошло практически чуть ли не со всем поколением. Сегодня сложно найти советских режиссеров, которые ставят фильмы на уровне советских времен. Но почему так произошло — тема для отдельного разговора.

В первую очередь, как вы и говорите, негативно сказывается коммерциализация.

Может быть, это не главное объяснение, но в советское время цензура, худсоветы способствовали поддержанию высокой творческой планки. Сегодня нет ни одного режиссера советских времен, который хвалил бы цензуру того времени. Но тем не менее создание многих произведений тогда происходило в диалоге с критикой: худсоветами, руководством киностудии, партийным аппаратом. Теперь творцы лишены этого диалога и делают все что хочется. Но рынок, похоже, вообще не является пригодным партнером в диалоге с художником. Это требует отдельного обсуждения.

Лусине МНАЦАКАНЯН: — Александр Сергеевич, какой Ваш самый запоминающийся прорыв в карьере?

— Это был день, когда мне предложили стать ректором, 1991 год. Позвонил мой учитель, профессор Триодин и предложил возглавить вуз. Я его спросил: «Зачем мне это нужно?» На что он ответил: «Александр Сергеевич, вся Ваша жизнь изменится. У Вас будет интересный круг общения. Вы познакомитесь со многими людьми, будете заниматься совместными делами». Я согласился, и, несмотря на хлопоты, ректорская работа оказалась чрезвычайно интересна кругом общения и кругом решаемых задач.

Конечно, телевидение мне тоже давало круг общения, но Университет значительно больше позволил реализовать свой потенциал.

Иса МУСТАФАЕВ: — Что Вам не нравится на российском телевидении сегодня и что бы Вы хотели изменить немедленно?

— Сегодня на российском телевидении мне не нравится все, кроме мастерства в подаче событий, диалогов, дискуссий и т. д. В искусстве манипуляции зрителем телевидение достигло фантастической виртуозности. Конкуренция между телеканалами позволяет отрабатывать методики удержания зрителей, чтобы люди не переключали канал. Мне в свое время Роман Петренко, генеральный директор канала ТНТ рассказал, как это делается. Тогда это отрабатывалось на программах типа «Окна». Как сделать так, чтобы в определенный, точно рассчитанный момент произошла драматургическая смена действия, которая обеспечит желание телезрителя продолжать смотреть телепрограмму. Телевидение сейчас располагает набором подобных механизмов и блестяще управляет своей аудиторией. Оно методом проб и ошибок вторгается в подсознание, апеллирует к животным инстинктам, добивается нужных реакций. Эта работа виртуозна, она могла бы быть поставлена на благо человека, но этого пока не происходит. Именно это мне и не нравится.

Изменить стоит многое. Нам нужно телевидение с человеческим лицом, воспринимая которое люди становились бы лучше и жизнь становилась бы лучше.

Цензура у нас существует во всех СМИ. Это цензура главного редактора, директора, владельца. Когда нам говорят, что у нас сегодня нет цензуры — это неправда. Она существует везде, и на Западе тоже. На «Би-би-си», например, попробуйте делать не то, что нужно, власть имущим. Там есть специальный сотрудник, который смотрит телепрограммы, наблюдает за работниками и иногда говорит: «Вот этого журналиста нам надо перевести на другую работу. Он больше не должен появляться в эфире». И отсутствие цензуры в России — это миф. Цензура должна перейти в какие-то другие руки. Она не должна быть в руках ни главного редактора, ни владельца. Цензура реально должна принадлежать обществу, если это не получится, то государству.

Алина ПРАВИЛЬНИКОВА: — “The Village” 14 октября 2013 года в рубрике «Цитата дня» опубликовала Ваши ответы на вопросы форума «Задай свой вопрос ректору». В связи с этим вопрос: Вы действительно считаете, что беспомощные, неспособные люди бесполезны стране и зря живут?

— Журнал “The Village” вырвал цитату из контекста преднамеренно. Вокруг этого была проведена определенная заказная кампания.

Исходный смысл моего высказывания в том, что молодые, здоровые люди не имеют права становиться недееспособными из-за лени и разгильдяйства. Они обязаны работать. Работать и над собой, и на благо общества. Надо понимать, что никакая реальная студентка нашего вуза ко мне с вопросом о ценах в столовой не обращалась. Под именем нашей студентки ко мне обратился молодой человек из другого вуза. Мои коллеги побеседовали с ним, он не смог внятно изложить мотивы своего поступка. Но мы сочли этот вопрос интересным для ответа. Преследовались две цели. Одна — протестировать пользователей Интернета. В общем, мы ожидали подобной реакции. С научной точки зрения мы довольны полученными результатами. Вторая цель — было важно послать определенный месседж нашим студентам: если вы будете себя вести так, как автор вопроса, то окажетесь проигравшими в жизни, окажетесь на обочине. Важно было инициировать дискуссию по проблеме отношения молодежи к жизни внутри вуза. И наши студенты нас не разочаровали, что приятно.

Наши студенты — это люди, задача которых — войти в элиту общества. Для этого им надо много работать над собой и учиться преодолевать трудности. У них есть все возможности для этого. Но они должны себя мобилизовать, а если они напрягаются недостаточно, моя задача как ректора — мобилизовать их, помочь. Конечно, было бы совершенно недопустимо в таком ключе разговаривать с людьми незащищенными, малоимущими, инвалидами, людьми, которые сегодня находятся в таком положении, из которого им невозможно выйти по физическим или возрастным ограничениям. Например, нельзя говорить малоимущим пенсионерам: «Вы нищие, идите и зарабатывайте». Они зарабатывали, когда были молоды, и заработали, только страна их ограбила. Нельзя сказать инвалиду: «Иди разгружай вагоны». А вот сказать слова: «Если у тебя нет денег, заработай», — здоровому, дееспособному студенту современного российского вуза я, как ректор, обязан. Существуют разные беспомощные люди: те, кому общество должно помогать, и те, кто не имеет права быть беспомощным, кто должен сами активно работать на пользу обществу.

Ольга СТЕПАНОВА: — Александр Сергеевич, как сказывается, на Ваш взгляд, информация в социальных сетях на политической активности населения? Воспринимается ли все-таки негативная информация как доминирующая?

— Возможно разное участие в социальных сетях. Есть талантливые, интеллектуальные, развитые в культурном смысле люди, которые находят в социальных сетях отдушину и общаются с равными себе. Но это меньше 1 % пользователей социальных сетей. А 99 %, может быть, и больше, участников социальных сетей — так называемые «хомячки», которые прилепляются к какому-нибудь блогу какой-нибудь Татьяны Толстой или какого-нибудь Экслера, и на этом их интеллектуальная, духовная жизнь заканчивается. Они бегают по ресурсам сомнительных блогеров, что-то пищат, поддакивают. Это как секта самого дурного толка. Если человек попал в социальную сеть этакого Экслера, подписывается на его писанину, мозг пользователя отключается. Дальше пользователь превращается в овощ, у которого, конечно, есть возможность набивать слова с помощью клавиатуры, отправлять их в Сеть, но результаты нельзя назвать продуктом умственной деятельности.

Социальные сети за редким исключением сегодня играют негативную роль, мы видим массу отрицательных эффектов. Деятельность подобного рода плохо сказывается: снижается умение человека критически осмысливать информацию, способность к самостоятельному мышлению, повышается чувство стадности, внушаемости и т. д. То есть чем больше человек проводит времени в социальных сетях подобного рода (подчеркиваю: подобного рода), тем больше он деградирует как личность.

В этом смысле, конечно, на политическую активность социальные сети влияют. В конечном счете это часто теперь приводит к тому, что на улицы выплескивается зомбируемая часть населения, касается ли это Майдана, Болотной площади, площади Тахрир в Египте, «революции», которую американцы устроили в Тунисе. США «закачали» в Тунис 190 млн долл., которые были потрачены на работу с так называемыми «организациями гражданского общества». В то же время американцы оказали сильное влияние на правительство Туниса — в пользу полной свободы Интернета и отсутствия государственного контроля. Как только это было реализовано, произошла революция и страна оказалась погружена в дикость и хаос. Конечно, в сетях воспринимается в первую очередь негативная информация, потому что зомбируемых людей легко вести за собой, манипулируя, возбуждая у них негативные эмоции.

Думаю, что для огромного большинства пользователей Интернет сегодня является особым злом. Я смотрю, буквально каждую неделю по научным каналам появляется информация о трех-четырех новых исследованиях, свидетельствующих, что просиживание в социальных сетях плохо влияет на целый ряд параметров интеллектуальной деятельности человека. Интернет, социальные сети — сфера зла. В социальных сетях насаждается единомыслие. Каждый блогер у себя поддерживает единомыслие, а если туда приходят даже люди, склонные к самостоятельному мышлению, они быстро превращаются в «хомячков».

Безусловно, сегодня надо говорить о том, что должно нас всех тревожить, — о негативном влиянии на людей пребывания в социальных сетях. Я ответил на Ваш вопрос?

Ольга СТЕПАНОВА: — Я имела в виду несколько иное: в связи с политической ситуацией в мире негативная информация преподносится с разных точек зрения в каждой стране. Население разных стран реагирует по-разному.

— Сейчас в каждой стране происходит манипулирование общественным мнением. На Западе это происходит еще более лихо, чем у нас. Недавно я выступал в Берлине. Передо мной сидело человек 300 журналистов, матерых и профессиональных. И я им сказал, что сейчас у них ситуация с пропагандой еще хуже, чем во времена Геббельса. Они меня хотели линчевать, но я им напомнил, что это вроде бы даже в Америке вышло из моды. Они были страшно возмущены, но я был вооружен цифрами и фактами. Например, в 1985 году в мире было пять американских информационных агентств, которые производили 85 % новостей для всего мира. Сейчас три американских агентства производят свыше 92 % информации во всем мире. И журналисты Германии их перепевают. Их «журналистика» — только перепевы информации, которые дают американские агентства. Американские контрольные пакеты в советах директоров европейских СМИ замаскированы достаточно хорошо. Везде, во всем мире, происходит манипулирование. Люди не имеют возможности формировать свое мнение на основе свободного доступа к информации. Нет свободного доступа.

Анастасия ТКАЧУК: — В прошлом Вы нередко обращались к проблеме молодежной культуры. Почему именно эта тема привлекла Ваше внимание?

— Исследования молодежной культуры проводились мною в 1980-е годы. В то время в силу уникальных социально-культурных трансформаций это была особо интересная тема для исследователей. Тогда огромную роль в жизни моего поколения играла молодежная музыка: рок-группы, потом дискотеки. Я сам был ведущим дискотек. Наверное, самым успешным тогда в Петербурге. Вел на петербургском телевидении программу «Дискотека», потом написал о дискотеке кандидатскую диссертацию, первую в стране. Обучал по всей стране организаторов и ведущих молодежных дискотек. Я так много занимался этой деятельностью, что практически жил в самолете, иногда по 7–8 раз в месяц летал в разные регионы страны и читал лекции о том, как проводить дискотеки. Подобная деятельность связана с моей индивидуальной судьбой, но еще больше — с судьбой моего поколения. Тогда музыка играла особую роль в жизни молодежи, сейчас она такой роли не играет. Вообще молодежная культура в своем развитии прошла несколько этапов. В Советском Союзе была своя специфика, свои отличия от Запада, но это тоже тема отдельной большой лекции. В общем, я занимался молодежной культурой в тот период, когда ее проблематика приобрела особую актуальность.

Анастасия ТЮРИНА: — Александр Сергеевич, круг Вашей деятельности очень широк. Какими своими достижениями Вы гордитесь больше всего?

— Скоро отмечу 60-летие. В профессиональной деятельности я горжусь моделью Университета, которую мне вместе с коллегами в Петербурге удалось разработать, реализовать на практике и уже много лет отстраивать так, что она показывает чрезвычайно высокую эффективность. Специалистами эта модель признается наиболее успешной в постсоветской России. Это культуроцентристская модель образования. Горжусь целым рядом книг, научных работ. На сегодняшний день у меня более 2 тыс. публикаций. В таком объем не могу выделить все работы, которые вызывают чувство особого удовлетворения. Скажу только, что это целый ряд книг и статей в ведущих научных журналах нашей страны («Вопросы философии», «Социологические исследования» и др.), и художественные публикации, например в журнале «Аврора», и др.

Горжусь тем, что являюсь доверенным лицом Владимира Путина. Чрезвычайно уважаю Владимира Владимировича. Среди людей моего круга не принято говорить: «Я являюсь почитателем, поклонником кого-то», но я реально являюсь политическим почитателем, поклонником Владимира Путина и считаю, что стране очень повезло, что мы обрели такого лидера. Пожалуй, из всего того, что он сделал за последние 10–11 лет, я не согласен только с реформами Академии наук и образования.

В целом же горжусь его доверием.

В личной жизни мне тоже есть чем гордиться, в первую очередь бывшими женами, это выдающиеся страницы моей биографии. В общем, в жизни было много интересного.

Константин ЦВЕТКОВ: — Как стать доверенным лицом Путина?

— Наверное, доверенным лицом Путина может стать человек, совершивший достойные поступки, которые его убедительно характеризуют. Владимир Владимирович знает меня с начала 1990-х годов. В общем даже представляю (хотя лично мне он этого не говорил), почему я стал его доверенным лицом (помимо результатов профессиональной деятельности) — я никогда не предавал людей, даже в угоду политической конъюнктуре. Особо существенно, что никогда не предавал людей в момент, когда у них вдруг ломалась карьера. Не бросал в беде.

За полтора месяца до смерти Анатолий Собчак, который, как вы знаете, несколько лет работал с Владимиром Путиным, выступая у нас в Университете перед студентами, на вопрос «С кем бы Вы пошли в разведку?» назвал Почетного гражданина Санкт-Петербурга Михаила Михайловича Боброва (это легенда нашего города, чрезвычайно достойный человек, перед которым я просто преклоняюсь) и меня. В тот момент я был практически единственным руководителем в городе, который не побоялся поддерживать Собчака, не отступился от него, публиковал в Университете его книги, выступления. Он тогда нигде в городе не мог найти площадку для встречи с избирателями (баллотировался в депутаты Государственной Думы). Ему эта площадка была предоставлена в нашем Университете. Кстати, я был доверенным лицом Собчака на тех выборах, а многие ему отказали в этом.

Я думаю, что в моем случае при выборе Путина это сыграло определенную роль. Конечно, Путину известны профессиональные результаты работы нашего университета. Владимир Владимирович бывал у нас и может оценить и результаты моей профессиональной деятельности. Известен и авторитет нашего вуза у жителей города, страны.

Алина ПРАВИЛЬНИКОВА: — Почему, по Вашему мнению, только уродливые студентки могут носить паранджу? Вы атеист?

— Я атеист. Я верю в Бога, но в том смысле, в котором атеисты верят в Бога. Верю, что должны быть Судья и Совесть в душе человека. Человек должен быть ответствен перед своей совестью, людьми, обществом. Поэтому Бог для меня существует, но не в качестве сверхъестественного, мифического существа.

По поводу паранджи. Действительно была такая дискуссия на неформальном сайте нашего Университета. Мне задали вопрос о парандже. Я объяснил, что паранджа на территории Российской Федерации неуместна, поскольку это не соответствует нашей культуре, нашим культурным традициям. Паранджа и с точки зрения безопасности сегодня совершенно недопустима. Одни студенты меня спрашивают о том, можно ли ходить в парандже, а другие (практически одновременно) — о том, что я, как ректор, делаю в плане обеспечения безопасности Университета, предотвращения терактов. В этой ситуации могут ли на территорию Университета входить студентки в парандже? Ответ однозначный: «Нет, не могут». Кроме того я, как профессионал (академик Российской академии образования), убежден, что присутствие девушек на занятиях в парандже резко снижает качество учебного процесса. Если педагог не видит лица студентки, то работать с ней ему значительно сложнее. Он фактически не видит личности перед собой. И как европейцу мне приятно общаться с девушками, когда я вижу их лица. Это часть российской культуры — в России люди должны видеть лица друг друга.

А про некрасивую девушку — это была шутка, и я уже не помню, в каком контексте она была высказана. По-моему, я имел в виду, что любая девушка по-своему хороша и никому не надо закрывать лицо. Уверен, что шутка была преподнесена так, что никого из девушек она не могла обидеть. И в том контексте, в котором я высказывался, разумеется, не было никакого религиозного, этнического аспекта.

Спасибо за внимание! (Аплодисменты зала)