О СЕМЬЕ
1. Значение семьи
Семья есть первый, естественный и в то же время
священный союз, в который человек вступает в силу необходимости. Он призван
строить этот союз на любви, на вере
и на свободе, научиться в нем первым совестным
движениям сердца и подняться от него к дальнейшим формам человеческого
духовного единения ? родине и государству.
Семья начинается с брака и в нем
завязывается. Но человек начинает свою жизнь в такой семье, которую он сам не создавал: это семья, учрежденная его отцом и матерью, в
которую он входит одним рождением, задолго до того, как ему удается осознать
самого себя и окружающий его мир. Он получает эту семью как некий дар судьбы. Брак по самому существу своему возникает из выбора и решения, а ребенку не приходится выбирать и решать:
отец и мать как бы образуют ту предустановленную для него судьбу, которая
выпадает ему на его жизненную долю, и эту судьбу он не может ни отклонить, ни
изменить ? ему остается только принять ее и нести всю жизнь. То, что выйдет из
человека в его дальнейшей жизни, определяется в его детстве и притом самим этим
детством; существуют, конечно, врожденные склонности и дары, но судьба этих
склонностей и талантов ? разовьются ли они в дальнейшем или погибнут, и если
расцветут, то как именно, ? определяется в раннем детстве.
Вот почему семья является первичным лоном
человеческой культуры. Мы все слагаемся в этом лоне, со всеми нашими возможностями,
чувствами и хотениями; и каждый из нас остается в течение всей своей жизни духовным
представителем своей отечески материнской семьи или как бы живым
символом ее семейственного духа. Здесь пробуждаются и начинают
развертываться дремлющие силы личной души; здесь ребенок научается любить (кого
и как?), верить (во что?) и жертвовать (чему и чем?)*;
здесь слагаются первые основы его характера; здесь открываются в душе ребенка
главные источники его будущего счастья и несчастья; здесь ребенок становится
маленьким человеком, из которого впоследствии развивается великая
личность или, может быть, низкий проходимец. Не
прав ли Макс Мюллер, когда он пишет: ?Я думаю, что там, где речь идет о воспитании
детей, к жизни надо подходить, как к чему-то в высшей степени серьезному,
ответственному и высокому?; и не прав ли немецкий богослов Толук, утверждая:
?Мир управляется из детской?... Мир не только строится в детской, но и
разрушается из нее; здесь прокладываются не только пути спасения, но и пути
погибели. И если мы подумаем, что ?следующее поколение? все время вновь нарождается
и воспитывается и что все его будущие подвиги и преступления, его духовная сила
и его возможное духовное крушение ? уже теперь, все время, слагаются и
созревают вокруг нас и при нашем содействии или бездействии, то мы сможем
отдать себе отчет в том, какая ответственность лежит на нас...
Все это означает, что семья есть как бы живая ?лаборатория?
человеческих судеб ? личных и народных, и притом каждого народа в отдельности и
всех народов сообща, с тем отличием, однако, что в лаборатории обычно знают,
что делают, и действуют целесообразно, а в семье обычно не знают, что делают, и
действуют, как придется. Ибо семейная ?лаборатория? возникает от природы, на
иррациональных путях инстинкта, традиции и нужды; здесь люди не задаются
никакой определенной творческой целью, а просто живут,
удовлетворяют свои собственные потребности, изживают свои склонности и страсти
и то удачно, то беспомощно несут последствия всего этого. Природа устроила так,
что одно из самых ответственных и священных призваний человека ? быть отцом и
матерью ? делается для человека доступным просто при минимальном телесном
здоровье и половой зрелости, так что человеку достаточно этих двух условий для
того, чтобы не задумываясь наложить на себя это призвание... ?А чтоб иметь
детей ? кому ума недоставало?!? (Грибоедов). Вследствие этого утонченнейшее,
благороднейшее и ответственнейшее искусство на земле ? искусство
воспитания детей ? почти всегда недооценивается и продешевляется; к нему
и доселе подходят так, как если бы оно было доступно всякому, кто способен
физически рождать детей, как если бы существенным было именно зачатие и рождение,
а остальное ? именно воспитание ? было бы совсем несущественно или могло бы делаться
как-то так, ?само собой?. На самом же деле тут все обстоит совсем иначе.
Окружающий нас мир людей таит в себе многое множество личных неудач, болезненных
явлений и трагических судеб, о которых знают только духовники, врачи и
прозорливые художники; и все эти явления сводятся в последнем счете к тому, что
родители этих людей сумели их только родить и дать им жизнь, но открыть им путь
к любви, к внутренней свободе, вере u совести, т. е. ко
всему тому, что составляет источник духовного характера и
истинного счастья, не сумели; родители по плоти сумели дать своим детям,
кроме плотского существования, только одни душевные раны*, иногда даже сами не замечая того, как
они возникали у детей и въедались в душу, но не сумели дать им духовного
опыта*, этого целительного
источника для всех страданий души...
Бывают эпохи, когда эта небрежность, эта беспомощность, эта
безответственность родителей начинают возрастать от поколения к поколению. Это
как раз в те эпохи, когда духовное начало начинает колебаться в душах, слабеть
и как бы исчезать; это эпохи распространяющегося и крепнущего безбожия и
приверженности к материальному, эпохи бессовестности, бесчестия, карьеризма и
цинизма. В такие эпохи священное естество семьи не находит себе больше
признания и почета в человеческих сердцах; им не дорожат, его не берегут, его
не строят. Тогда в отношениях между родителями и детьми возникает некая ?пропасть?,
которая, по-видимому, увеличивается от поколения к поколению. Отец и мать
перестают ?понимать? своих детей, а дети начинают жаловаться на ?абсолютную
отчужденность?, водворившуюся в семью; и, не понимая, откуда это берется, и
забывая свои собственные детские жалобы, выросшие дети завязывают новые семейные
ячейки, в которых непонимание и отчуждение обнаруживаются с новою и бóльшею
силою. Непрозорливый наблюдатель мог бы прямо подумать, что ?время? настолько
?ускорило? свой бег, что между родителями и детьми установилась все
возрастающая душевно-духовная ?дистанция?, которую нельзя ни заполнить, ни
преодолеть; тут, думают они, нельзя ничего поделать: история спешит, эволюция с
повышенной быстротой создает все новые уклады, вкусы и воззрения, старое стремительно
старится, и каждое следующее десятилетие несет людям новое и неслыханное... Где
же тут ?угнаться за молодежью??! И все это говорится так, как если бы духовные основы жизни тоже подлежали веянию моды и технических
изобретений...
В действительности это явление объясняется совсем иначе, а
именно ? заболеванием и оскудением человеческой духовности и в особенности духовной традиции. Семья
распадается совсем не от ускорения исторического темпа, но вследствие переживаемого
человеком духовного кризиса. Этот кризис подрывает семью
и ее духовное единение, он лишает ее главного, того единственного, что может
сплотить ее, спаять и превратить в некое прочное и достойное единство, а именно
? чувства взаимной духовной сопринадлежности. Половая
потребность, инстинктивные влечения создают не брак, а всего только
биологическое сочетание (спаривание); из такого сочетания возникает не семья, а
элементарное рядом-жительство рождающих и рожденных (родителей и детей). Но
?похоть плоти? есть нечто неустойчивое и самовольное; она тянет к
безответственным изменам, к капризным новшествам и приключениям; у нее, так
сказать, ?короткое дыхание?, едва достаточное для простого деторождения
и совершенно не соответствующего задаче воспитания.
В действительности человеческая семья, в отличие от ?семьи?
у животных, есть целый остров духовной жизни. И если она
этому не соответствует, то она обречена на разложение и распад. История
показала и подтвердила это с достаточной наглядностью: великие крушения и
исчезновения народов возникают из духовно-религиозных кризисов, которые
выражаются прежде всего в разложении семьи. Понятно, почему это так было и
бывает. Семья есть первоначальная, исходная ячейка духовности ? как в том
смысле, что именно в семье человек впервые научается (или, увы, не научается!) быть личным духом, так и в том смысле, что духовные силы и
умения (или, увы, слабости и неумения), полученные от семьи, человек переносит
затем на общественную и государственную жизнь. Вот почему духовный кризис
поражает прежде всего исходную ячейку духовности; если духовность колеблется и
слабеет, то она слабеет прежде всего в семейной традиции и в семейной жизни.
Но, раз поколебавшись в семье, она начинает слабеть и вырождаться ? и во всех
человеческих отношениях и организациях: больная клетка создает больные организмы.
Только дух имеет достаточно глубокое и длительное дыхание
для того, чтобы творчески создавать и поддерживать естество семьи, чтобы
успешно разрешать не только ?проблему половой любви?, но и проблему создания нового, лучшего и более свободного поколения. Поэтому
формула брака звучит не так: ?я жажду? или ?я желаю?, или ?мне хочется?, а скорее
так: ?в любви и через любовь я создаю новую, лучшую и более свободную человеческую
жизнь?... Она звучит не так: ?желаю наслаждаться моим счастьем? ? ибо это была
бы формула, уводящая брак на уровень простого спаривания, а скорее так: ?я хочу
создать свой собственный духовный очаг и в этом найти
свое счастье?...
Всякая настоящая семья возникает из любви
и дает человеку счастье. Там, где заключается брак без
любви, семья возникает лишь по внешней видимости; там, где брак не дает
человеку счастья, он не выполняет своего первого
назначения. Научить детей любви родители могут лишь
тогда, если они сами в браке умели любить. Дать детям счастье
родители могут лишь постольку, поскольку они сами нашли счастье в браке. Семья,
внутренне спаянная любовью и счастьем, есть школа душевного
здоровья, уравновешенного характера, творческой предприимчивости. В
просторе народной жизни она подобна прекрасно распустившемуся цветку. Семья,
лишенная этой здоровой центростремительности, растрачивающая свои силы на
судороги взаимного отвращения, ненависти, подозрения и ?семейных сцен?, есть настоящий
рассадник больных характеров, психопатических тяготений, неврастенической вялости
и жизненного ?неудачничества?. Она подобна тем больным растениям, которым ни
один хороший садовник не даст места в своем саду.
Если ребенок не научится любви в семье своих родителей, то
где же он научится ей? Если он с детства не привыкнет искать счастья именно во
взаимной любви, то в каких же злых и дурных влечениях он будет искать счастья в
зрелом возрасте? Дети все перенимают и всему
подражают, незаметно, но глубоко вчувствуясь в жизнь своих родителей,
тонко подмечая, угадывая, иногда бессознательно следя за ?старшими? наподобие
?неутомимых следопытов?. И тот, кому приходилось слышать и регистрировать
детские высказывания, точки зрения и игры в несчастных и разлагающихся семьях,
где жизнь есть сплошное мучительство, лицемерие и надрыв, тот знает, какое
больное и гибельное наследство получает от родителей такая несчастная детвора.
Чтобы развиваться верно и творчески, ребенок должен иметь в
своей семье очаг любви и счастья. Только тогда он сможет развернуть свои нежнейшие и духовнейшие способности; только тогда его
собственная инстинктивная жизнь не будет вызывать в нем ни ложного
стыда, ни болезненного отвращения; только тогда он
сможет прильнуть с любовью и гордостью к традиции своей семьи и
своего рода с тем, чтобы принять ее и продолжить ее своею жизнью. Вот
почему любовная и счастливая семья есть живая школа ? сразу ? и
творческого равновесия души, и здорового органического консерватизма.
Там, где царит здоровая семья, там творчество будет всегда достаточно
консервативным для того, чтобы не выродиться в беспочвенную революционность, а
консерватизм будет всегда достаточно творческим для того, чтобы не выродиться в
реакционное мракобесие.
В любовной и счастливой семье воспитывается человек с неповрежденным душевным организмом, который сам способен органически
любить, органически строить и органически воспитывать. Детство есть
счастливейшее вре?мя жизни: время органической непосредственности; время уже
начавшегося и еще предвкушаемого ?большого? счастья; время, когда все прозаические
?проблемы? безмолвствуют, а все поэтические проблемы зовут и обещают; время
повышенной доверчивости и обостренной впечатлительности; время душевной
незасоренности и искренности; время ласковой улыбки и бескорыстного доброжелательства.
Чем любовнее и счастливее была родительская семья, тем больше этих свойств и
способностей сохранится в человеке, тем больше такой
детскости он внесет в свою взрослую жизнь, а это значит ? тем неповрежденнее
останется его душевный организм; тем естественнее, богаче и творчески
продуктивнее расцветет его личность в лоне его родного народа.
И вот главным условием такой семейной
жизни является способность родителей ко взаимной духовной
любви. Ибо счастье дается только любовью долгого и глубокого дыхания, а такая
любовь возможна только в духе и через дух.
2. О духовно здоровой семье
Напрасно думать, что духовность доступна только людям образованным,
людям высокой культуры. История всех времен и народов показывает, что именно образованные
слои общества, увлекаясь игрою сознания и отвлеченностями ума, гораздо легче
утрачивают ту непосредственную силу доверия к показаниям внутреннего опыта, которая
необходима для духовной жизни. Ум, порвавший с глубиною чувства и с
художественною силою воображения, привыкает обливать все ядом праздного, разрушающего
сомнения и поэтому оказывается в отношении духовной культуры не строящим, а
разрушающим началом. Напротив, у людей наивно-непосредственных эта разрушающая
сила еще не начинает действовать. Человек малой ?культурности? гораздо более
способен прислушиваться к показаниям внутреннего опыта, т. е. прежде всего
сердца, совести, чувства справедливости, чем человек хотя бы и большой, но рационалистической культуры. Простая душа наивна и доверчива;
может быть, именно потому она легковерна и суеверна, u верит,
где не надо, но зато самый дар веры у нее не
отнят, а потому она способна верить и там, где надо.
Пусть духовность ее ? некритическая, малоразумная, недифференцированная, тянет
к мифу и к магии, связана со страхом и может заблудиться в колдовстве. Но
духовность ее несомненна и подлинна ? и в способности внимать дыханию и зову
Божию, и в любви сострадательной, и в любви патриотически-жертвенной, и в
совестном акте, и в чувстве справедливости, и в способности наслаждаться
красотою природы и искусства, и в проявлениях собственного достоинства,
правосознания и деликатности. И напрасно образованный горожанин стал бы
воображать, будто все это недоступно ?необразованному крестьянину?!.. Словом, духовная
любовь доступна всем людям, независимо от уровня их
культурности. И всюду, где она обнаруживается, она является истинным источником
прочности и красоты семейной жизни.
В самом деле, человек призван к тому, чтобы видеть и любить
в любимой женщине (или соответственно ? в любимом мужчине) не только плотское
начало, не только телесное явление, но и ?душу? ? своеобразие личности,
особливость характера, сердечную глубину, для которых внешний состав человека
служит лишь телесным выражением или живым органом. Любовь только тогда является
простым и кратковременным вожделением, непостоянным и мелким капризом плоти,
когда человек, желая смертного и конечного,
любит скрытую за ним бессмертность и бесконечность;
вздыхая о плотском и земном, радуется духовному и вечному; иными словами ?
когда он ставит свою любовь перед лицо Божие и Божиими лучами освещает и
измеряет любимого человека... В этом ? глубокий смысл христианского ?венчания?,
венчающего супругов венцом радости и муки, венцом духовной славы и нравственной
чести, венцом пожизненной и нерасторжимой духовной общности. Ибо вожделение
может быстро пройти, оно бывает подслеповатым. И предчувствовавшееся
наслаждение может обмануть или надоесть. И что тогда? Взаимное отвращение
прикрепленных друг к другу людей?.. Судьба человека, который в ослеплении
связал себя, а прозрев ? проклял свою связанность? Пожизненная унизительность
ежедневной лжи и лицемерия? Или развод? Прочность семьи требует иного; люди
должны желать не только утех любви, но и ответственного совместного творчества,
духовной общности в жизни, в страдании и в ношении бремен, по древнеримской
брачной формуле: ?где ты, Кай, там и я, твоя Кая?...
То, что должно возникнуть из брака, есть прежде всего новое
духовное единение и единство ? единство мужа и жены: они должны понимать друг
друга и делить радость и горе жизни; для этого они должны однородно
воспринимать и жизнь, и мир, и людей. Здесь важно не душевное подобие, и не
одинаковость характеров и темпераментов, а однородность духовных
оценок, которая только и может создать единство и общность жизненной цели у обоих. Важно то, чему ты
поклоняешься? чему молишься? что
любишь? чего желаешь себе в жизни и в смерти? чем и во имя чего ты способен жертвовать?*
И вот жених и невеста должны найти друг в друге это единочувствие и единолюбие,
объединиться в том, что есть важнейшего в жизни и ради чего стоит жить... Ибо
только тогда они сумеют, как муж и жена, всю жизнь верно воспринимать друг
друга, верить друг другу и верить друг в друга. Это и
есть самое драгоценное в браке: полное взаимное доверие
перед Лицом Божиим, а с этим связано и взаимное уважение,
и способность образовать новую, жизненно сильную духовную ячейку. Только такая
ячейка может разрешить главную задачу брака и семьи ? осуществить духовное воспитание детей.
Воспитать ребенка значит заложить в нем основы
духовного характера и довести его до способности самовоспитания.
Родители, которые приняли эту задачу и творчески разрешили ее, подарили своему
народу и своей родине новый духовный очаг; они
осуществили свое духовное призвание, оправдали свою взаимную любовь и укрепили,
обогатили жизнь своего народа на земле: они сами вошли в
ту Родину, которою стоитжить и гордиться, за которую
стоит бороться и умереть.
Итак, нет более верной основы для достойной и счастливой
семейной жизни, как взаимная духовная любовь мужа и жены: любовь, в которой
начала страсти и дружбы сливаются воедино, перерождаясь в
нечто высшее ? в огонь всестороннего единения. Такая любовь примет не только
наслаждение и радость ? и не выродится, не выветрится, не огрубеет от них, но
примет и всякое страдание, и всякое несчастье, чтобы осмыслить их, освятить их
и очиститься через них. И только такая любовь может дать человеку тот запас взаимного
понимания, взаимного снисхождения к слабостям и взаимного прощения, терпения,
терпимости, преданности и верности, который необходим для счастливого брака.
Поэтому можно сказать, что счастливый брак возникает не
просто из взаимной естественной склонности (?по милу хорош?), но из духовного сродства людей (?по хорошу мил?)*,
которое вызывает непоколебимую волю ? стать живым единством и
соблюсти это единство во что бы то ни стало, и соблюсти его не только
напоказ людям, но на самом деле, перед Лицом Божиим. В этом глубочайший смысл
религиозного освящения брака и соответствующего церковного обряда. Но это
составляет и первое, необходимейшее условие для верного, духовного воспитания
детей.
Я уже указывал на то, что ребенок вступает в семью своих
родителей как бы в доисторическую эпоху своей личности и начинает дышать
воздухом этой семьи со своего первого физического вздоха. И вот в душном
воздухе несогласной, неверной, несчастной семьи, в пошлой атмосфере
бездуховного, безбожного прозябания не может расцвести здоровая детская душа.
Ребенок может приобрести чутье и вкус к духу только у духовно осмысленного
семейного очага; он может органически почувствовать всенародное
единение и единство, только испытав это единство в своей семье, а не
почувствовав этого всенародного единства, он не станет живым органом своего
народа и верным сыном своей родины. Только духовное пламя здорового семейного
очага может дать человеческому сердцу накаленный угль
духовности, который будет и греть его, и светить ему в течение всей его
дальнейшей жизни.
1. Так, семья имеет призвание дать ребенку самое главное и
существенное в его жизни.
Блаженный Августин сказал однажды, что ?человеческая душа ?
христианка от природы?. Это слово особенно верно в применении к семье. Ибо в
браке и в семье человек учится от природы ? любить, из
любви и от любви страдать, терпеть и жертвовать, забывать о себе и служить тем,
кто ему ближе всего и милее всего. Все это есть не что иное, как христианская любовь.
Поэтому семья оказывается как бы естественною школою христианской
любви, школою творческого самопожертвования, социальных чувств и
альтруистического образа мыслей. В здоровой семейной жизни душа человека с
раннего детства обуздывается, смягчается, приучается относиться к ближним с
почтительным и любовным вниманием. В этом умягченном, любовном настроении она предварительно прикрепляется к тесному, домашнему кругу с тем,
чтобы дальнейшая жизнь вывела ее в этой самой внутренней
?установке? к широким кругам общества и народа.
2. Далее, семья призвана воспринимать, поддерживать и передавать
из поколения в поколение некую духовно-религиозную, национальную
и отечественную традицию. Из этой семейной традиции и благодаря ей
возникла вся наша индо-европейская и христианская культура ? культура священного очага семьи*: с ее благоговейным
почитанием предков, с ее идеей священной межи, огораживающей родовые могилы; с
ее исторически слагающими?ся национальными обычаями и нарядами. Это семья
создала и выносила культуру национального чувства и патриотической верности. И
сама идея ?родины? ? лона моего рождения, и ?отечества?, земного гнезда моих
отцов и предков ? возникла из недр семьи как телесного и духовного единства.
Семья есть для ребенка первое родное место на земле;
сначала ? место-жилище, источник тепла и питания, потом ? место осознанной
любви и духовного понимания. Семья есть для ребенка первое ?мы?,
возникшее из любви и добровольного служения, где один стоит за
всех и все за одного. Она есть для него лоно естественной солидарности,
где взаимная любовь превращает долг в радость и держит всегда открытыми
священные врата совести*. Она есть для него школа взаимного доверия и совместного, организованного действования.
Не ясно ли, что истинный гражданин и сын своей родины воспитывается именно в
здоровой семье?
3. Далее, ребенок учится в семье верному восприятию авторитета. В лице естественного авторитета отца и матери он
впервые встречается с идеею ранга и научается
воспринимать высший ранг другого лица, преклоняясь, но не
унижаясь, и научается мириться с присущим ему самому низшим
рангом, не впадая ни в зависть, ни в ненависть, ни в озлобление. Он научается
извлекать из начала ранга и из начала авторитета всю их творческую и организационную
силу, в то же время освобождая себя духовно от их возможного ?гнета?
посредством любви и уважения*. Ибо только свободное
признание чужого высшего ранга научает переносить свой низший ранг без
унижения, и только любимый и уважаемый авторитет не гнетет душу человека.
В здоровой христианской семье есть один-единствен |