Документ взят из кэша поисковой машины. Адрес оригинального документа : http://www.philol.msu.ru/~rlc2001/abstract/files/yazyk_kartina.doc Дата изменения: Mon Mar 26 00:00:00 2001 Дата индексирования: Sat Dec 22 13:24:52 2007 Кодировка: Windows-1251

Русская языковая картина мира

Отражение архетипи?еского противопоставления 'СВОЕ' - 'ЧУЖОЕ'

в языковых данных (на материале русского языка)
Е. В. Васильева
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

свое, ?ужое, архаи?еский, современный, картина мира
Summary. The report is devoted to reflection of an archaic opposition
'belonging to one's own world' vs 'belonging to alien world' in Russian.


Деление мира на 'свое' и '?ужое' было одной из важнейших, если не самой
важной операцией в процессе его осмысления архаи?еским ?еловеком. Картина
мира современного ?еловека сильно отли?ается от архаи?еской, но роль
архетипи?еского противопоставления 'своего' и '?ужого' по-прежнему
?резвы?айно велика, ?то находит отражение в фактах языка и ре?и.
Противопоставление 'своего' и '?ужого' проявляется, например, в
современном употреблении некоторых имен и именных групп. Так, актуальностью
этой оппозиции можно объяснить подме?енные Е. В. Урысон разли?ия в
со?етаемости слов, обозна?ающих умерших людей [5, 182-187]. Например, слова
покойник 2, умерший, усопший и по?ивший, в отли?ие от слов мертвец,
мертвый, покойник 1, хорошо со?етаются со словами типа прах (прах
усопшего), могила (над могилой по?ившего) (ср. *тело мертвеца) и т. д., с
названиями социальных, ритуальных действий (проводить умершего в последний
путь), есть также некоторые другие разли?ия, опускаемые здесь за
недостатком места. В архетипи?еской модели мира оппозиция 'живой-мертвый'
является вариантом противопоставления 'принадлежащий к своему миру' -
'принадлежащий к ?ужому миру'. Мы с?итаем, ?то при?ина разли?ной в
со?етаемости слов указанных двух групп определяется тем, ?то словами
мертвец, мертвый обозна?ают тех, кто однозна?но принадлежит '?ужому' миру
неживых (ср. тж. слово мертвяк, которое может обозна?ать не?исть, никогда и
не бывшую ?еловеком), а в словах умерший, усопший, по?ивший сохранено
указание на то, ?то те, о ком идет ре?ь, были 'своими', а возможно и на то,
?то ?астица этой принадлежности к 'своим' сохранена до момента ре?и. Другой
пример сохранения в современном русском языке синонимии 'мира мертвых',
'мира изгоев' и т. д. как вариантов '?ужого мира' видим в семантике слова
отпетый (напр., отпетый мошенник, отпетый негодяй). Ю. М. Лотман и
Б. А. Успенский в этой связи пишут, ?то 'этимологи?ески оно озна?ает
приравнивание отщепенца, изгоя к мертвецу (по которому совершен обряд
отпевания. Таким образом, исклю?енный из 'мира' оказывался соотнесенным с
потусторонним светом.' [2, 115].
Этимологи?еские исследования вскрывают архетипи?еские связи эмоциональной
сферы с областью 'своего'. Э. Бенвенист приводит интересные данные об
индоевропейском прилагательном, восстанавливаемом как *priyos, из которого
развилось др.-русск. прияю и имя деятеля приятель. Суммируя имеющиеся
сведения он делает вывод о том, ?то и.-е. корень *priyos имел зна?ением
ли?ной принадлежности, подразумевающее не юриди?еское, а аффективное
отношение к 'себе', и всегда способное принять эмоциональную окраску, так
?то в зависимости от обстоятельств оно обозна?ает то '(свой) собственный',
то 'милый, дорогой, любимый' [1, 358].
Связь эмоциональной сферы и области 'своего' проявляется в языке и в
настоящее время. Так, в упомянутой выше статье Е. В. Урысон отме?ается, ?то
'горюют', 'тоскуют', 'скорбят' и т. д. только по тем, кто обозна?ен словами
первой выделенной ей группы (покойный, усопший и т. д.), в зна?ении
которых, как указывалось выше, есть указание на связь с 'этим, своим'
миром. В русском языке существует также довольно большой корпус устой?ивых
и квазиусто?ивых словосо?етаний, подтверждающих связь эмоций и 'своего'.
Рассм., напр., конструкцию Х принамает У близко к сердцу - выражение
содержит прямое указание на то, ?то Х переживает (волнуется, пе?алится и
т. д.) именно потому, ?то относит У к ближайшей, то есть 'своей' сфере.
Как известно, в архаи?еской модели мира противопоставление 'своего' и
'?ужого' интерпретируется также и в аксиологи?еском плане - в виде
оппозиции 'хороший-плохой' с отрицательной оценкой всего, ?то принадлежит
'?ужому' миру. Этот факт также полу?ил отражение в языке.
А. Б. Пеньковский отме?ает общую для всех славянских языков специфику
семанти?еской структуры производных, образующих лекси?еские гнезда с корнем
?уж- / ?ужд-, которые представляют комплекс взаимосвязанных зна?ений:
'?ужой' > '?уждый' > 'враждебный' > 'плохой'. Например: др.-рус. ?ужий
(щужий) '?ужой', '?уждый', 'злодей', 'не?естивец', 'отвратительный'; ?ужати
'отвергать', ?ужати ся 'свирепствовать' и др. [4, стлб. 1550 сл.],
старорус. ?уждаться 'гнушаться', 'брезговать' [3, 55). Кроме того, в
обширном материале, относящемся к XIII-XIX вв., А. Б. Пеньковский наблюдает
следующую закономерность: в контекстах типа Нам о?ень не нравился его
отъезд в ?ужие краи, в Италию (С. Т. Аксаков. История моего знакомства с
Гоголем) первый ?лен пары '?ужие краи - свой край' свободно использовался в
зна?ении реальной едини?ности, сопряженном изна?ально с отрицательной
оценкой. Он предлагает рассматривать соответствующие слу?аи в ряду таких
словоупотреблений во множественном ?исле, как: Я университетов не кон?ал и
под., и высказывает предположение о том, ?то 'функционально - семанти?еским
центром таких форм. следует с?итать генерализующее обобщение,
генерализацию, которая становится основой для пейоративного от?уждения.
Сущность последнего состоит в том, ?то говорящий, отрицательно оценивая тот
или иной объект,. исклю?ает объект из своего культурного и / или
ценностного мира и, следовательно, от?уждает его, характеризуя его как
элемент другой, ?уждой ему и враждебной ему. культуры, другого - ?уждого -
мира' [3, 57].
В языке до сих пор проявляются также архаи?еские представления о
'неизвестности', 'нерас?лененности' 'ЧУЖОГО' мира, который, по выражению
А. Б. Пеньковского, был для архаи?еского сознания 'миром форм
множественного ?исла со зна?ением однородного множества и миром
нарицательных имен, в котором и собственные имена функционируют как
нарицательные'

[3, 59). Связанное с этим явление от?уждающего обобщения находит выражение
в поговорках типа 'бур ?ерт, сер ?ерт - все один бес', в употреблении
генерализующего 'всякий', в переводе едини?ности в собирательность
(возможно совмещение этих способов: Буду я деликатни?ать со всяким
хулиганьем!) и т. д.
Противопоставление 'своего' и '?ужого' является универсальной, но ее
проявление в русском языке имеет ряд особенностей. Среди них следует
отметить выработанную русским просторе?ьем систему обращений,
этимологи?ескую связь концептов '?ужой' и '?удо', 'другой' и 'друг' и
некоторые другие.
Литература
1. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.
2. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. 'Изгои' и 'изгойни?ество' как социально
- психологи?еская позиция в русской культуре преимущественно допетровского
периода: ('Свое' и '?ужое' в истории русской культуры) // Труды по
знаковым системам. Вып. XV. Тарту, 1982.
3. Пеньковский А. Б. О семанти?еской категории '?уждости'

в русском языке // Проблемы структурной лингвистики:

1985-1987. М., 1989.
4. Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб.,
1893.
5. Урысон Е. В. Покойник vs мертвец (идея ли?ности и общества в
обозна?ениях умерших) // Язык. Культура. Гуманитарное знание. М., 1999.
Картина мира: от хаоса к космосу
О. В. Евтушенко
Москва

языковая картина мира, понятие 'направление', переориентация сознания
Summary. The report is devoted to global reformation of consciousness
reflected in pictures of a world, constructed on the data of Russian and
German languages. These changes gave birth to concept 'direction', that had
considerable influence on a lexical structure, case system and syntax of
Russian.


Выражаемые в последнее время сомнения по поводу пригодности
лингвисти?еского аппарата для описания мира и вместе с тем о?евидная
успешность в области реконструкции протокультуры по данным истории и
типологии языков наводит на мысль о том, ?то описание картины мира требует
выхода за рамки соссюровской парадигмы, соединения синхронного и
диахронного подхода к языку, у?ета типологи?еских особенностей исследуемого
языка. Картина мира на синхронном срезе формируется из разных не только по
времени возникновения, но и по затронутости дальнейшим развитием языковых
фактов, ?то проявляется в сосуществовании лекси?еских пар типа пора / время
или граммати?еских пар, например, беспредложного и предложного способа
обозна?ения времени типа утром / в понедельник. Кроме того, по синхронному
срезу трудно оценить степень стабильности тех или иных элементов картины
мира, а без сопоставительного анализа языков нельзя обнаружить в них
универсальности. Соединение синхрон-

ного описания картины мира с ее историко-типологи?еской реконструкцией,
привле?ение данных психоанализа и когнитивной лингвистики позволя-

ет выделить базовые символы картины мира и их элементы.
Можно констатировать, ?то первона?альное господство круга как основы
концептуализации пространственных, временных и социальных отношений,
отразившееся в особенностях употребления предлогов перед, у, в, на,
признаковых слов с корнями близ- / даль-, в аксеологи?еских особенностях
слов простор / беспредел, сменилось господством прямой, ?то выразилось, в
?астности, в формировании понятия направление и появлении дублетных
предлогов около / рядом с. При этом в разных языковых группах и языках
глобальная переориентация сознания с круга на прямую, с синтеза
противоположностей на их рас?ленение шла разными темпами, в разной степени
охватывая те или иные у?астки картины мира. Без у?ета этого факта
невозможно понять разли?ий в картинах мира современных индоевропейских
языков, например, расхождения в употреблении предлогов при структурировании
пространства или ментальных действий в русском и немецком языках или
необы?но высокую на фоне германских языков употребительность безли?ных
предложений в русском языке.
В докладе рассматриваются кардинальные изменения в русской языковой
картине мира, породившие понятие направление, которое в свою о?ередь
заметно повлияло на лекси?еский состав, падежную систему и синтаксис
русского языка.
Семанти?еские оппозиции как отражение жизни российского общества

в последние десятилетия ХХ века
О. П. Ермакова
Калужский педагоги?еский университет
Семанти?еская оппозиция, нейтрализация, стереотипы, имена лиц
Социальные изменения, находящие отражение в языке, как правило,
способствуют разрушению старых семанти?еских оппозиций и образованию новых.
Изу?ение семанти?еских оппозиций один из продуктивных путей проникновения
в сущность языковых изменений и социальных процессов, породивших эти
изменения.
Показательны в этом отношении семанти?еские оппозиции местоимений, которые
последовательно выстраивались в официальной пе?ати советского времени: я -
мы, мы - они, наши - не наши, свой - ?ужой, здесь - там и др.
В докладе будут рассмотрены некоторые семанти?еские оппозиции
преимущественно в группе имен лиц.
Известно, ?то антропоцентри?ность языка предопределяет особое положение
имен лиц. Они всегда находятся в центре системы языка и внимания говорящих.
Поэтому изменение семанти?еских оппозиций в сфере имен лиц даже в
небольшом у?астке языкового пространства могут представить некоторые
особенности состояния российского общества, в том ?исле и культурно-ре?евую
ситуацию.
Актуальные в настоящее время семанти?еские оппозиции отражают самые разные
языковые и социальные процессы. Отме?у лишь некоторые - нейтрализацию
прежних стилевых контрастов, старое и новое идеологи?еское противостояние,
'изоморфизм' властных и криминальных структур и другие.
В семанти?еских оппозициях нередко обнаруживается, как слиты воедино
социальные и языковые процессы. Так, активизация оппозиций имен лиц по
признаку пола в определенных слу?аях свидетельствует о новых социальных
явлениях (боевик - боеви?ка, снайпер - снайперша) в жизни российского
общества и об усилении регулярности модификационных образований в языке.
Семанти?еские оппозиции позволяют увидеть и ту фоновую семантику (под?ас
целое семанти?еское поле), которая обусловила эту оппозицию, и
нарождающиеся коннотации у противо?ленов (или одного из них) и ряд скрытых
смыслов и аллюзий.
Национально-обусловленная специфика языковой манифестации

модальных зна?ений в русском художественном тексте
Н. В. Гатинская
Российский университет дружбы народов

языковая картина мира, семантика, грамматика, модальные зна?ения,
дискурсивные слова
Summary. The modal operator 'kazhetsya' (it seems) in combination with a
grammatical marker of unreality can denote an emotional attitude of some
events.


1. Широко распространено мнение об эмоциональности русских. При этом ?асто
упоминается об особой эмоциональной ауре, которую ?увствуют иностранцы,
побывавшие в России и столкнувшиеся с русской культурой. Анна Вежбицка [1]
справедливо призывает изу?ать межкультурные разли?ия, исходя из объективных
данных, например, языковых. В связи с этим интерес-

но рассмотреть синтакси?еские средства эмоциональной оценки, которые
используются в русской прозе

ХIХ-ХХ вв. Это модальные слова и некоторые синтакси?еские конструкции.
2. Показатели кажимости [2], к классу которых отнесены модальные слова
(МС) и ?астицы как будто, как бы, будто, будто бы, как будто бы, словно,
то?но,, кажется, казалось, вроде бы (вроде), вроде как и др., маркируют
субъективную интерпретацию говорящим того положения дел, которое
обозна?ается в высказывании. Такая интерпретация может выражаться в
образной форме. Например: Он каждый день все более и более дружился с
хозяйкой: о любви ему и в ум не приходило, то есть о той любви, которую он
недавно перенес, как какую-нибудь оспу, корь или горя?ку. Его как будто
невидимая рука посадила, как драгоценное растение, в тень от жара, под кров
от дождя, и ухаживает за ним, лелеет (И. Гон?аров. Обломов). Субъект
(Обломов) 'вставлен' в вымышленное событие. Так метафори?ески осмысляется
та ситуация, которую автор дает как реальную, а 'мостиком' между этими
ситуациями служит МС как будто. Используя знаки кажимости, говорящий
(автор) апеллирует к воображению, к интуиции, поэтому можно сказать, ?то
знаки кажимости маркируют эмоциональную оценку.
3. МС кажется ?асто служит выразителем усиленной эмоциональной оценки,
которую говорящий дает положению дел. В таких слу?аях говорящий (автор)
проявляет все свое 'ораторское мастерство', удваивает и утраивает средства
для достижения эффекта. Он использует патетику, категори?еские высказывания
с усиленным отрицанием, например: На Мадере я ?увствовал ту же свежесть и
прохладу волжского воздуха, который пьешь, как ?истейшую воду. Кажется, ни
за ?то не умрешь в этом целебном, полном неги воздухе... (И. Гон?аров.
Фрегат 'Паллада').
Таким же образом говорящий использует уступительные и противительные
структуры. МС кажется, являясь элементом первой ?асти таких структур,
прогнозирует контрастивное развертывание высказывания, маркирует кажущееся,
опровергаемое: Кажется, запой у него под самым ухом Патти, напади на Россию
пол?ища китайцев, слу?ись землетрясение, он не пошевельнется ни одним
?леном и преспокойно будет смотреть прищуренным глазом в свой микроскоп (А.
Чехов. Ску?ная история).
Об эмоциональной оценке положения дел сигнализирует и граммати?еские
показатели ирреальности. Такие употребления МС кажется можно отнести к
связанным, они близки к синтакси?еской фразеологизации: Марье Васильевне
стало жаль этого ?еловека, погибающего неизвестно для ?его и по?ему, и ей
пришло на мысль, ?то если бы она была его женой или сестрой, то всю жизнь,
кажется, отдала бы за то, ?тобы спасти его от гибели (А. Чехов. На
подводе). Она бы, кажется, проглотила его живьем из любви (Ф. Достоевский,
Дневник писателя). Ср.: Если бы могла, она бы, кажется, проглотила его
живьем из любви. В 'оболо?ке' конструкций ирреального условия содержится
преувели?ение.
Иногда реальное положение дел представляется настолько нежелательным, ?то
?еловек в мыслях предпо?итает ему ирреальную ситуацию, которая предполагает
крайности, например: - Фелисатка-то, мерзавка, слышал, убежала, - встретила
Мавра Исаевна меня. Дома я нашел письмо от Фелисаты Ивановны, которым она
хотела объяснить мне свой поступок: 'Мне, батюшка, Алексей Феофилакты?,
лег?е бы, кажется, удавиться, ?ем слушать хвастанье и наставленье вашей
тетиньки (А. Писемский. Русские лгуны); Коваленко схватил его сзади за
воротник и пихнул, и Беликов покатился по лестнице.... в это время вошла
Варенька и дамы, они стояли внизу и глядели - и для Беликова это было
ужаснее всего. Лу?ше бы, кажется, сломать себе шею, обе ноги, ?ем стать
посмешищем... кон?ится все это тем, ?то прикажут подать в отставку
(А. Чехов).
4. Синтакси?еские средства, которые наряду с лекси?ескими входят в арсенал
эмоциональной оценки, используются всеми русскими писателями ХIХ-ХХ вв.,
создавая в художественном тексте насыщенную эмоциями атмосферу. Адекватное
воплощение этой атмосферы можно увидеть в некоторых известных театральных
постановках. Это 'Братья и сестры' Ф. Абрамова в постановке Л. Додина и
'Гроза' А. Н. Островского (режиссер Г. Яновская). В них театральными
средствами ярко показана эмоциональность русского сознания. Об ее истоках
Г. Яновская роняет такое заме?ание: 'Дикой говорит: 'Гроза нам в наказание
посылается, за грехи наши, ?тобы мы ?увствовали...'. И он каждую грозу так
переживает... (То есть Дикой, молясь христианскому Богу, ждет и боится
грозы как язы?ник. - Н. Г.) У меня странное жгу?ее ощущение дуализма, дикой
муки, которая все равно есть в России. Никуда от этого не деться. При всем
многостолетнем христианском способе - думать, язы?еский способ -
?увствовать (выделение наше. - Н. Г.). И вот это раздирание - есть основа
всего в 'Грозе'. Основа трагедии. И в Катерине это тоже есть' (Независимая
газета. 7 июля 2000 г.).

Литература
1. Вежбицка А. Выражение эмоций в русском языке. // А. Вежбицка
Семанти?еские универсалии. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 542.
2. Арутюнова Н. Д. Стиль Достоевского в рамках русской картины мира //
Поэтика. Стилистика. Язык и культура: Памяти Т. Г. Винокур. М.: Наука,
1996.
Традиционные кли?ки животных

в языковой картине мира современного горожанина
Е. В. Гусева
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

языковая картина мира, ономастика, зоонимия, кинонимы, фелинонимы
Summary. In this report we study stereotype perception of some traditional
pets' names that exist among urban inhabitants. We compare frequently used
urban pets' names to the traditional ones.


Доклад посвящен малоизу?енной области ономастики - зоонимии. Целью доклада
является выявление особенностей восприятия традиционных кли?ек городскими
жителями, а также сравнение мнения респондентов о традиционности кли?ек с
реальной ?астотностью тех или иных имен. Сбор материала производился
методом анкетирования, проведенного в 1997-2000 годах. Респондентами
являлись студенты, у?ителя, школьники, работники медицинских у?реждений, а
также лица некоторых других категорий. Возраст респондентов варьировал от
10 до 95 лет. Полу?ены ответы от 126 респондентов городов Москвы, Ярославля
и Санкт-Петербурга. Всего собраны сведения о 962 животных (420 кошек, 329
собак, 106 птиц, 63 грызуна и 44 других животных).
Исследование имен собственных, в том ?исле и зоони-

мов - кли?ек животных, важно для понимания языковой картины мира ?еловека.
Городской житель редко зависит от животного материально, но о?ень ?асто -
психологи?ески, так как в городе животное становится ?леном семьи. Поэтому
и кли?ки животных в языковой картине мира горожанина занимают особое место.
Среди собранных имен реально существующих кошек (фелинонимов) попавшими в
?исло самых ?астотных действительно оказались в основном русские
традиционные кли?ки: Муся, Барсик, Вася, Тишка, Кузя, Мурка, Пуся. Имеют
о?ень большую ?астотность также кли?ки Маркиз, Маша, Рыжик, Тимка, Мурзик,
Лиза, Пушок, Алиса, Даша, Кеша, Персик, Степа.
В массиве кли?ек городских собак (кинонимов) в ?астотные не попала ни одна
традиционная русская кли?ка (вообще здесь о ?астотности можно говорить лишь
условно, так как она по всем кли?кам о?ень низкая по сравнению с
?астотностью в классах кли?ек для других видов содержащихся в городах
животных). В полу?енных списках всего три Тузика, только один Полкан, один
Дружок, нет ни одной кли?ки Барбос, Бобик, Жу?ка, Шарик. Частотные же имена
(Чарли, Бим, Дина, Дик, Джери, Рекс, Даша, Джек) имеют в основном
иноязы?ное происхождение.
В результате анализа анкетных данных выявлены стереотипы восприятия
некоторых традиционных коша?ьих и соба?ьих кли?ек.
Васька, с то?ки зрения респондентов, может быть как бездомным (дворовым),
так и домашним. Но в любом слу?ае это имя ассоциируется у большинства
опрашиваемых с деревенским непородистым котом. Васька, как правило,
большой, толстый кот, хотя изредка может быть и худым. Для многих это
пушистый кот, но все же ?уть больше респондентов, которые таковым его не
с?итают, а некоторые даже указывают на то, ?то он облезлый, ободранный,
плешивый. Что касается окраса, то Васька - это многоцветный, как правило
полосатый, серый кот. Он о?ень ласковый (даже подхалим и приставала),
ленивый и хитрый. Он обладает достато?но хорошими 'деловыми' ка?ествами
(хороший охотник, ловкий, сильный), самый наглый, проказливый из всех
животных и единственный ворюга.
Барсик - это единственное из предложенных в анкете имен, о котором были
эксплицитно высказаны ассоциации с городским животным. Деревенским котом
Барсика не назвал никто. И он скорее домашний, нежели бездомный. При этом
его ?аще с?итают породистым (сибирским), красивым (и даже о?аровательным),
холеным котом. Он менее толстый, ?ем Васька, зато гораздо пушистее его и не
бывает худым и ободранным. По окрасу он по?ти не отли?ается от Васьки.
Барсик менее ласковый, ?ем Васька, но более избалованный, гордый и ленивый
(одновременно и более активный), с 'деловыми' ка?ествами у него хуже, но
многие с?итают его умным и никто - глупым.
Мурка может быть равно как домашней, так и бездомной кошкой. Она - лидер
по беспородности среди кошек, ?аще других бывает неухоженной и грязной,
скорее худая, нежели толстая. При этом она красивая, изящная, грациозная.
Что касается шерсти, то здесь она похожа на Ваську: равное коли?ество
респондентов с?итают ее короткошерстной и пушистой. И окрасом она от Васьки
и Барсика по?ти не отли?ается. По размеру Мурка бывает только маленькой.
Она самая ласковая из всех животных и больше всех мурлыкает. Некоторые
с?итают ее умной и никто - глупой. По 'деловым' ка?ествам она уступает
Ваське, но превосходит Барсика. Многие указывали на то, ?то Мурка - гулена,
ве?но беременная, плодовитая.
Пуся довольно сильно отли?ается от остальных кошек. Что касается 'места
жительства', то здесь только один вариант - домашняя. Это вообще самое
'домашнее' имя из предложенных в анкете. Пуся также лидер и по породистости
(персидская, сибирская, сиамская). Она толстая и не бывает худой. Это
маленькая, однотонная (белая), самая пушистая и самая глупая кошка (а в
целом глупее нее только собака Бобик). Никто не с?итает ее доброй, хотя
никто и не указывает на то, ?то она злая. Это самая привередливая,
избалованная и ленивая кошка, она лишена хитрости и 'деловых' ка?еств.
Жу?ка - либо бездомная, либо живет в конуре (вообще при обработке ответов
создается впе?атление, ?то для городского жителя бездомная, дворовая и
живущая в конуре собака - это одно и то же). Она самая беспородная из
собак, хотя может быть и болонкой или лайкой. Примерно одинаковое ?исло
респондентов с?итают ее гладкошерстной, лохматой или кудрявой. Окрас у
Жу?ки в основном ?ерный. Это самая маленькая собака, ?асто вызывает
жалость. Она довольно ласковая, но при этом и самая злая. Указывают на ее
преданность, активность, многие с?итают ее шумной и визгливой, при?ем лает
она больше других собак.
Бобик - самый бездомный из собак, ?аще других живет в конуре. Его реже
других собак с?итают беспородным, но и породистым тоже редко (может быть
боксером или фокстерьером). Он самый красивый и толстый из собак. Некоторые
указывают на нали?ие у него 'бороды'. Бобик может быть и пушистым, и
гладкошерстным. Он ?аще других собак бывает пятнистым, никогда - серым.
Может быть любого размера, но ?аще всего маленьким. К людям Бобик относится
не так хорошо, как другие собаки, он же самый неласковый, довольно злой, но
преданный и активный, обладает самыми лу?шими среди собак 'деловыми'
ка?ествами (т. е. хороший сторож и защитник). Это самое глупое животное.
Дружок либо бездомный, либо живет в конуре (на цепи). Это беспородный пес,
хотя может быть лайкой или ов?аркой. Обы?но бывает пушистым (лохматым).
Размеры его примерно такие же, как и у Бобика. Это самое доброе из всех
животных, он о?ень ласковый, любит детей, самый преданный.
Шарик единственный из собак вызывает ассоциации с домашним псом, хотя
?аще, коне?но же, он бывает бездомным. Как правило, это беспородный пес, но
может быть и лайкой. Он самый пушистый из всех собак, но при этом ?аще
других бывает облезлым. Цвет может быть любым, хотя он ?аще других собак
бывает серым. Шарик неплохо относится к людям, по преданности он равен
Бобику, но активнее его.
Анализ этих ассоциаций позволяет дать по крайней мере один из возможных
ответов на вопрос о при?инах несовпадения списков традиционных соба?ьих
кли?ек и ?астотных реально использующихся в городах. Традиционные русские
кинонимы ассоциируются с непородистыми, дворовыми, даже бездомными
собаками, а большинство собак, живущих в городских квартирах, - породистые
животные (по крайней мере этот вывод можно сделать на основании собранных
данных). Традиционные же фелинонимы ?аще ассоциируются с породистыми (и
домашними) животными, а городские кошки пока ?то (даже в семьях жителей
больших городов) - в основном обы?ные, непородистые.

Функционально-семанти?еская категория побуждения

как фрагмент русской и ?ешской языковых картин мира
А. И. Изотов
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

языковая картина мира, побуждение, прагматика, сопоставительное языкознание
Summary. Onomasiologically oriented description of directive speech acts
system in contemporary Russian and Czech is presented.


В целях ономасиологи?ески ориентированного описания функционально-
семанти?еской категории побуждения используется (в несколько
модифицированном виде) предложенная Л. А. Бирюлиным и В. С. Храковским
(которые опираются, в свою о?ередь, на принятое в теории ре?евых актов
трехуровневое представление высказываний) модель структуры содержания
побудительного высказывания, вклю?ающей в себя: 1) план прескрипции
(= иллокутивный акт), который вклю?ает Прескриптора, Полу?ателя прескрипции
и Исполнителя прескрипции; 2) план коммуникации (= локутивный акт), который
вклю?ает Говорящего, Слушающего / Слушающих (= Полу?ателя / Полу?ателей
прескрипции) и Лицо / Лиц, не у?аствующее в коммуникативном акте, т. е. 3-е
л. ед. / мн. ?.; 3) план каузируемого положения вещей (= пропозициональный
акт), который вклю?ает некое действие Р и его Агенса (= Исполнителя
прескрипции), см.: Типология императивных конструкций / Под ред.
В. С. Храковского, Л. А. Бирюлина СПб.: Наука, 1992.
Дополнительно к тезису Л. А. Бирюлина и В. С. Храковского о том, ?то
Агенсом действия (= Исполнителем прескрипции) может быть не только
Слушающий, но любой из заданных у?астников коммуникативного акта и любая
теорети?ески допустимая совокупность этих у?астников (?то обосновывает
расширения массива побудительных высказываний за с?ет вклю?ения в него
высказываний типа Пусть он (они) еще подождет (подождут)! Пойдем(те)
скорей! Пойду(-ка) подгоню их! и т. п.) выдвигается тезис о
факультативности кореференции Говорящего и Прескриптора (?то обосновывает
рассмотрения явно побудительных высказываний, в которых Говорящий более или
менее решительно дистанцируется от роли Прескриптора, беря на себя лишь
посредни?еские функции типа Господин директор просит Вас немного
подождать!).
В ка?естве побудительных характеризуются высказывания, в которых Говорящий
сообщает Слушающему о необходимости и / или возможности осуществления
Агенсом некоторого действия и пытается каузировать осуществление данного
действия самим фактом своего сообщения, при этом необходимость и / или
возможность осуществления Агенсом данного действия может обусловливаться
волеизъявлением одного из у?астников плана коммуникации и / или его
интересами. Естественно, ?то 'воздержание от действия' также является
своего рода 'действием'; равно как 'сообщение о необходимости' или
'сообщение о возможности' может зна?ить не только 'необходимость' или
'возможность', но и 'отсутствие необходимости' или 'отсутствие
возможности'.
Предлагаемая модель функционально-семанти?еской категории побуждения в
современных русском и ?ешском языках базируется на данной формуле следующим
образом:
Функционально-семанти?еская категория побуждения представляет собой
конгломерат подкатегорий, вы?леняемых на основе актантной рамки предиката,
при этом наиболее зна?имыми являются три подкатегории, выделяемые на основе
следующих категориальных ситуаций: категориальная ситуация 1 - Прескриптор
равен Говорящему, Агенс равен Слушающему / Слушающим; категориальная
ситуация 2 - Прескриптор равен Говорящему, Агенс равен Слушающему /
Слушающим + Говорящему; категориальная ситуация 3: Прескриптор равен
Говорящему, Агенс равен Лицу / Лицам, не у?аствующему в коммуникативном
акте.
Каждая их трех названных подкатегорий имеет ядро, образуемое
конвенциализованными в языке конструкциями, формирующими иллокутивно
универсальные и иллокутивно специфицированные побудительные высказывания в
условиях минимального дискурсного окружения, и периферию, образуемую
конструкциями, формирующими побудительные высказывания ?ерез тематизацию
того или иного аспекта содержательной структуры побудительного высказывания
(?ерез тематизацию каузируемого действия или его последствий, тематизацию
возможности этого действия, его необходимости или полезности, тематизацию
волеизъявления Говорящего, Слушающего или иного Лица / Лиц), при этом центр
подкатегории, выделяемой на основе категориальной ситуации 1, совпадает с
центром всей функционально-семанти?еской категории побуждения.
Сопоставление массивов ?ешских и русских побудительных высказываний,
извле?енных сплошной выборкой, показывает как принципиальную инвариантность
структуры функционально-семанти?еской категории побуждения в сопоставляемых
языках, так и наиболее существенные особенности реализации данной категории
в ?ешском и русском языковых пространствах, такие как бoльшая узуальность
для ?ешского ре?еупотребления побуждения ?ерез тематизацию необходимости
или возможности каузируемого действия и бoльшая узуальность иллокутивно
специализированного побуждения для ре?еупотребления русского.
Семантико-прагмати?еский анализ побудительных ре?евых актов в современных
?ешском и русском языках позволяет сгруппировать их следующим образом:
? Подтипы побуждения, маркированные по признаку индикация высокой степени
вероятности каузируемого действия, которые естественным образом распадаются
на три группы в зависимости от того, ?то обусловливает эту высокую
вероятность: 1) условно приказ, 2) условно разрешение, 3) условно
инструкция.
? Подтипы побуждения, маркированные по признаку индикация высокой степени
мотивированности каузируемого действия: условно просьба.
? Подтипы побуждения, маркированные по признаку индикация полезности для
Агенса каузируемого действия / воздерживания от действия: условно совет.
? Подтипы побуждения, не маркированные ни по одному из названных выше
признаков: условно предложение.
Современный русский язык более дробно структурирует область, маркированную
по признаку индикация высокой степени вероятности каузируемого действия,
обусловленной авторитарной позицией Прескриптора (условно приказ), и
область, маркированную по признаку индикация высокой степени
мотивированности каузируемого действия (условно просьба), а современный
?ешский язык - область, не маркированную ни по одному из названных
признаков (условно предложение).
Анализ дискурса с то?ки зрения национально-культурной составляющей
В. В. Красных
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

дискурс, языковое сознание, национально-культурная составляющая, фрейм-
структуры сознания
Summary. Discourse is verbalized linguo-cognitive (thinking and speech
production) activity, it possesses both linguistic and extralinguistic
planes and is, by its nature, an aggregate of a process (activity) and its
result (texts). Nation-specific component of a discourse can be researched
by means of linguo-cognitive approach based on the concept of frame-
structures of consciousness. Frame-structures are beams of predictable
associations, and they predetermine to a great extend nation-specific
features of discourse. Since they can be described and classified, they can
help a lot in national and comparative studies of discourse as such.


Дискурс - это вербализуемая ре?емыслительная деятельность, предстающая как
совокупность процесса и результата и обладающая двумя планами: собственно
лингвисти?еским и экстралингвисти?еским (когнитивным). Дискурс как процесс
есть сама вербализуемая деятельность. Дискурс как результат предстает как
совокупность текстов.
Homo sapiens обязательно является ?леном некоторой социальной группы
(правильнее - энного коли?ества групп), ?леном национально-лингво-
культурного сообщества. Следовательно, поведение (в том ?исле -
коммуникативное) и деятельность (в том ?исле - ре?евая) несут на себе
национально-культурный отпе?аток. При этом культурно маркированным
оказывается в коммуникации все: экстралингвисти?еские, паралингвисти?еские
и собственно лингвисти?еские компоненты коммуникации (например, ли?ная
зона, мимика, жесты и собственно вербальное поведение).
Если анализировать дискурс как феномен не только лингвисти?еский, но и
лингво-когнитивный, то крайне важным оказывается та ипостась ?еловека
говорящего, которая определяется как языковая ли?ность. Индивид становится
ли?ностью и ?еловеком говорящим в процессе социализации или, говоря словами
А. Н. Леонтьева, путем 'врастания ребенка в цивилизацию'. Социализация
осуществляется в первую о?ередь ?ерез трансляцию культуры.
Лингво-когнитивный план дискурса непосредственно связан с сознанием
говорящего, с теми знаниями и представлениями, которые языковая ли?ность
приобретает в процессе социализации и которые представляют собой основу
того 'культурного массива', который транслируется от поколения к поколению
в рамках одного этноса. Именно этот план дискурса предопределяет его
национальную специфику. Следовательно, при анализе дискурса, если мы хотим
исследовать его в полном объеме, необходимо рассматривать такую важнейшую
его составляющую, как составляющую культурную.
Национально-культурная составляющая содержит компонент, представленный
лингво-когнитивными феноменами - прецедентными феноменами и стереотипами-
представлениями. Такого рода феномены за?астую 'закрывают' для иностранца
смысл высказывания и провоцируют ситуацию, когда даже блестяще знающий язык
иностранец вынужден признать: 'Я понимаю каждое слово, но я ни?его не
понимаю'. Выявить, описать, изу?ить, структурировать эту ипостась
национально-культурной составляющей - ее лингво-когнитивный пласт - можно с
помощью фрейм-структур сознания.
Можно утверждать, ?то есть ассоциации 'о?евидные', которые можно
предвидеть, предсказать. Это не зна?ит, ?то они обязательно возникнут, но
они вполне вероятны. Такие ассоциации названы предсказуемыми. Фрейм-
структура сознания - это пу?ок предсказуемых ассоциативных связей, векторов
ассоциаций. Фрейм-структуры во многом предопределяют национальную специфику
дискурса и поддаются описанию и классификации. В основе фрейм-структуры
лежит некий культурный предмет. На сегодняшний день можно говорить о двух
основных типах таких культурных предметов:

о прецедентных феноменах и о стереотипах-представлениях.
Предлагаемый лингво-когнитивный подход к анализу дискурса, содержательным
ядром которого является концепция фрейм-структур сознания, дает тот
инструмент и инструментарий, которые позволят при анализе разли?ных культур
работать в пределах единой 'системы единиц измерения', по одним шкалам и
основываясь на единых принципах.
В каждой культуре существует, разумеется, свой 'набор' прецедентных
феноменов и стереотипов, но эти феномены как таковые (и прецедентные
феномены, и стереотипы) есть в любой культуре. Таким образом, анализируя
фрейм-структуры сознания и их конкретное воплощение, мы анализируем дискурс
с то?ки зрения его национально-культурной составляющей.
Русская лексика как исто?ник реконструкции

пространственных представлений эпохи раннего земледелия
Л. В. Куркина
Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН

пространственные представления, эпоха раннего земледелия, структурирование
простраства
Summary. The paper is devoted to space characteristics concerning ancient
form of agriculture.


Комплексный анализ лексики с использованием приемов семанти?еского и
историко-этимологи?еского анализа в коне?ном итоге ориентирован на
восстановление древней картины мира. Система пространственных представлений
является одним из фрагментов древней картины мира. Современные
представления о пространстве, опирающиеся на нау?ные знания, добытые
?еловеком в процессе освоения мира, существенно отли?аются от представлений
ранних эпох. За тем, ?то для современного сознания нейтрально или
немотивированно, стоят древние отношения, в которых реализовывались другие
семанти?еские мотивировки, напрямую связанные с тем или иным видом
хозяйственной деятельности. На ранних ступенях развития представления о
пространстве определялись той культурой, к которой они принадлежали,
мифопоэти?еским сознанием и конкретной формой хозяйственной деятельности.
О?ень важный этап в формировании и развитии представлений об окружающем
мире связан с эпохой раннего земледелия, характеризовавшегося применением
огня и подсеки. Эта архаи?ная форма земледелия активно применялась в лесных
условиях особенно долго, вплоть до на?ала XX века, на севере Восто?ной
Европы. Земледелие как основной исто?ник жизнеобеспе?ения определяло
видение мира, ориентацию в пространстве. Сохранившийся в севернорусских
диалектах большой пласт древней лексики, связанной с ранним земледелием,
дает богатый материал для восстановления в полном объеме системы доплужного
земледелия и выявлении на этой основе пространственных категорий,
моделирующих понимание древним земледельцем внешних и внутренних связей
окружающего мира.
Анализ языковых данных подводит к выявлению некоторых характеристик,
существенных для пространственных представлений древнего земледельца.
1. Прошедшим сквозь века базовым оставалось понятие 'свой' и '?ужой'.
Архаи?еская модель пространства отражает восприятие окружающего мира
древним земледельцем в той ее ?асти, которую он способен воспринять, в той
или иной мере самостоятельно освоить и узнать. Для земледельца,
осваивающего лесные просторы, важно было отделить свое от ?ужого, выделить
из нерас?лененного внешнего мира пространство, пригодное для разработки,
отделить свое от того, ?то не имело хозяйственного зна?ения. Особое
зна?ение приобретают пограни?ные знаки. Названия пограни?ных знаков
мотивированы семантикой 'резать, ?ертить, рубить' (ср. ?ерта, ?ертеж,
зарубка, резы и т. п.).
2. С позиции земледельца оценивается природная среда. Одна из основных
оппозиций - противопоставление леса и поля, леса и природных объектов,
пригодных для разработки под посев. Поле и лядина, лядо стали знаком двух
систем земледелия, существующих в разных природных условиях. Через весь
набор оцено?ных характеристик проходит оппозиция удобь - неудобь.
3. Пространство не было абстрактным понятием. Оно вклю?ало в себя
природные и хозяйственные объекты. Дифференцированный подход к осваиваемому
пространству, к тому, ?то стало жизненной ценностью, выражался в ?ленении
внутреннего мира на небольшие у?астки, разли?авшиеся степенью готовности к
использованию под посев. Членение пространства отражает взгляд изнутри на
окружающий мир. Переход от одного у?астка к другому, движение от terra
inculta к terra culta и наоборот было одновременно движением во времени от
прошлого к настоящему и будущему. Таким образом, ступени перехода зна?имы
своими пространственно-временными характеристиками. Названия земельных
у?астков (?ертеж, кор?евье, дор, драка, дерба, лом, валище, тереб, паль,
огнище, суки и т. д.), отражающие технику разработки лесного у?астка,
выполняли роль ориентира во времени и пространстве.
4. С позиций земледельца оценивался внешний мир, расположенный далеко за
пределами среды обита-

ния. Названия племен древляне, поляне, *lжdjane были знаком определенного
типа природно-хозяйственного ландшафта.
Естественно, ?то понятие пространства вклю?ало

в себя не только характеристики, специфи?еские для эпохи раннего
земледелия. Ровность - неровность, близость - дальность, высота и ширина и
т. п. так-

же входили в ?исло характеристик, определяющих систему пространственных
представлений древней эпохи.
Древняя культура продолжает жить в языке. Соотнесение показаний лексики с
реалиями культуры раннего земледелия помогает восстановить древние ступени
в развитии пространственных представлений.
Сомати?еские ре?ения как эпистеми?еские модели
Е. М. Лазуткина
Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН

национальные ментальные процессы, внутренний мир ?еловека, коммуникативные
стереотипы
Summary. Textual aspect of research into somatic speech-models. In depend
on pragmatic signs and grammatical parameters we can classificate
discourses. Besides we learn about our mental processes and culture.


1. К сомати?еским ре?ениям относятся вы?ленямые фрагменты текстов -
устой?ивые словосо?етания и предложения, которые описывают жесты, мимику,
характерные движения тела, и закрепленные языковой системой для выражения
внутренних состояний ?еловека, его ?увств и мнений; например пока?ать
головой, положа руку на сердце, кривит губы, рот до ушей, зажмурить глаза,
схватиться за голову и т. д. В то время как некоторые исследователи относят
сомати?еские ре?ения к номинативным единицам языка, мы с?итаем, ?то они
представляют собой элементы особых коммуникативных образований
(высказываний, текстов), которые являются свидетельством специфи?еских
национальных ментальных процессов (когниций); произносятся в определенных
прагмати?еских условиях и несут следы реальных ре?евых взаимодействий.
Вследствие этого наш аспект исследования можно назвать текстовым, или
дискурсным.
При данном подходе выявляются стереотипные для языка линейные структуры с
?еткими дейкти?ескими характеристиками, позволяющие представить типологию
текстов.
2. Закрепление в системе языка сомати?еских ре?ений уходит своими корнями
в язы?ескую культуру, в период естественнного постижения мира ?ерез
сопоставление с поведением ?еловека, с положением его тела, с ?астями тела
?еловека, проникновения во внутренний мир ?еловека, сложные психологи?еские
состояния ?ерез описание мимики, жестов, поз, движений тела. Постоянная
воспроизводимость СР в ре?и свидетельствует об актуальном характере этих
элементов, об их особом статусе в национальной картине мира: определенный
квант смысла именно в такой ре?евой ситуации именно таким образом
многократно выражается; данный способ выражения закрепляется как ре?евая
формула, культурный стереотип.
Подобные ре?евые формулы свидетельствуют об определенных видах дискурса, а
в письменной ре?и - о видах повествования.
3. Сомати?еские ре?ения представляют собой неоднородный пласт с то?ки
зрения состава их элементов. Первый разряд - 'описательные' ре?ения,
которые преимущественно употребляются в дискурсе так называемого
'закрытого' сознания - при третьели?ном нарративе - и (реже) в Я-
предложениях. Это описание, ставшее знаком внутренних процессов,
психи?еских состояний, ощущений, т. е. икони?еским знаком. Ср.: После ссоры
он повесил нос и больше на дискотеку не просился; У него сразу глаза
забегали, стал заикаться, просить не посылать его; Такой выбор - глаза
разбегаются.
Сюда же следует отнести так называемые 'зоологизмы', описывающие состояния
животных и, как стертая языковая метафора, состояния людей; ср.: Ну, он
навострил уши, стал распрашивать меня; Не задирай хвост!; Она ?истит
перышки, наряжается; У него рыльце в пушку.
4. Второй разряд - сомати?еские ре?ения идиомати?еского характера; ср.:
Трудное слово - язык сломаешь; Не отдавай своего сердца никому!; Надо
хорошо подготовиться, не ударить лицом в грязь. Подобные высказывания
выявляют граммати?еские и дейкти?еские характеристики и определяют
текстовую предназна?енность ре?ений.
5. Кроме того, обобщение смысловых параметров высказываний (ср.: Это вошло
в плоть и кровь; Без нее как без рук; Не стоит взваливать все себе на
пле?и) позволяет сделать выводы о языковом осмыслении роли той или иной
?асти тела в жизни ?еловека и о при?инах закрепления в языковой системе
сомати?еских ре?ений в том или ином синтакси?еском образце.
Языковая картина мира ли?ности

как зеркало мотивов и потребностей
Н. И. Миронова
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

картина мира, русский язык, образы сознания, мотивы и потребности
Summary. The results of the associative experiment are presented. It
demonstrates the strong connection between the main motives and
requirements of the person, personal sense of the image from one side and
the contents and the structure of associative field from the other.


В последнее время можно отметить возросший интерес к когнитивному аспекту
ре?евой деятельности, формированию образов сознания ли?ности, к проблеме
отражения в языке картины мира. Репрезентация мира в форме образа
'оказывается... ?резвы?айно зависимой от мотивационно-потребностной сферы и
эмоционального состояния субъекта' [Петренко, 11]. Мысленный образ, являясь
достоянием субъекта, 'отражает своеобразие его жизненного опыта, интересов,
установок, социальных и классовых позиций' [Спиркин, 45].
Образ может быть сформирован ?ерез разли?ные модальности [Солсо, 277] в
соответствии с пространственно-временными и при?инно-следственными
закономерностями.
Для исследования влияния мотивационно-потребностной сферы ли?ности на
формирование образов сознания был проведен цепо?е?ный ассоциативный
эксперимент. В ка?естве стимула было выбрано слово 'младенец'. У?астниками
эксперимента были лица женского пола разного возраста и социального
статуса. Испытуемые составили три группы (Г1 - школьницы 15-16 лет; Г2 -
студентки 19-20 лет; Г3 - студентки и работающие 22-27 лет, имеющие детей
до года), 'действительные жизненные отношения' которых определили разли?ие
ли?ностного смысла [Леонтьев, 154] понятия 'младенец'.
Мысленный образ младенца является 'объемным', он представляется
испытуемому во всей своей полноте, основывается на ощущениях разных
модальностей. Представлены зрительные впе?атления (внешний вид ребенка,
цвет, размер и т. п.). Передаются слуховые ощущения, вызываемые образом
новорожденного, осязательные характеристики младенца. Полноту впе?атления
дополняет метафори?еское употребление выражений, связанных с ощущениями
других модальностей: вкуса и обоняния.
Образ младенца - живой, он представляется не только в совокупности своих
стати?еских, но и динами?еских характеристик. Это могут быть как физи?еские
действия и состояния, так и психи?еские действия.
Образ ребенка 'существует' во времени и пространстве, у него своя история
и своя география. Он появляется на свет, проводит некоторое время в
роддоме, затем перемещается домой. Каждый из этих важных моментов
представляется в виде типи?ных ситуаций, их у?астников с заданными ролевыми
отношениями, а также необходимых атрибутов.
Наряду с общими ?ертами в описании образа младенца отме?ены и яркие
разли?ия образов сознания испытуемых трех групп. Прежде всего они
определяются ролью, которую отводит себе субъект в жизни младенца.
Для представителей групп Г1 и Г2 характерен 'взгляд со стороны', отделение
собственного 'я' от понятия 'родители', в ассоциативном поле могут
появиться мать и отец. Для Г3, наоборот, естественным является
отождествление собственного 'я' с понятием 'родители', и тогда
соответствующим образом определяются и другие у?астники событий: муж.
Интересно, ?то у школьниц может наблюдаться и отождествление собственного
'я' с понятием 'младенец', 'ребенок'.
'Взгляд со стороны' (Г1, Г2) предполагает акцентирование внимания на
атрибутах ситуации (бутыло?ка, соска), ?то больше напоминает игру, а не
реальную ситуацию, и действия самого ребенка; действия родителей отражены
слабее. У матерей же (Г3) главное внимание уделяется действиям родителей,
направленным на создание комфортных условий для ребенка.
Матери ?аще дают своим детям интеллектуальные характеристики (интересуется
всем вокруг, требует), тогда как для нематерей более характерны сенсорные
(орущий, ру?ками машет). Естественно, только у матерей можно встретить
описание собственных ощущений (боль).
Но самое интересное то, ?то в ассоциативном поле у матерей ис?езает
семанти?еская зона 'беспомощный', 'беззащитный'. Отождествление
собственного 'я' с понятием 'родители', вклю?енность субъекта в ситуацию
имплицитно содержит понятие защищенности.
Действия ребенка у нематерей (Г1 и Г2) могут с одинаковой вероятностью
полу?ить и положительную, и отрицательную оценку, тогда как матери
характеризуют их только положительно (ср. орет - пла?ет). Негативная
коннотация наблюдается и в представлении ребенка как 'неполноценного'
?еловека, отклонение от стандарта, как существа, ?елове?еские
характеристики которого еще не развились в полной мере (слепой, без волос,
непропорциональный). Представительницы Г1 и Г2 ?асто сравнивают младенца с
игрушкой (плюшевый мишка, плохая кукла) или с детенышем животного (птенец,
выпавший из гнезда; котенок).
Можно говорить об абстрактности понятия 'младенец' для Г1 и Г2 и
конкретности его для Г3. Часто он имеет имя и соотносится с конкретным
?еловеком (похож на папу). Что касается абстрактности образа младенца, то
она может привести к утрате им возраста: у школьниц, наряду с
отождествлением себя с этим понятием, можно встретить указания на действия,
которые характерны не для младенца, а для ребенка более старшего возраста.
Отме?ены и другие разли?ия в образах сознания представительниц трех групп,
в ?астности разли?ие семанти?еских гештальтов ассоциативного поля
[Караулов, 108], состава его семанти?еских зон, а также лингвисти?еских
средств описания образа младенца.
В целом можно сказать, ?то разли?ие мотивации и потребностей ?етко
отражено в образах сознания индивида.

Литература
Караулов Ю. Н. Семанти?еский гештальт ассоциативного поля и образы сознания
// Языковое сознание. Содержание и функционирование: Тезисы XIII
Международного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. М.,
2000.

С. 107-109.
Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Ли?ность. М., 1975.
Петренко В. Ф. Основы психосемантики. Смоленск, 1997.
Солсо Р. Когнитивная психология. М., 1996.
Спиркин А. Сознание // Философская энциклопедия. М., 1970. Т. 5. С. 43-48.
Фитонимы в русской языковой картине мира
В. И. Невойт
Киевский национальный университет им. Тараса Шев?енко, Украина

языковая картина мира, фитонимы, сравнительный анализ языков
Summary. Phytonyms do not just nominate the existing realia but are also
important linguistic elements of the world-view formation on a higher,
spiritual level of imaginative world.


Объективно существующая картина мира отражается в языке в первую о?ередь
при помощи слов. Именно они, как принято с?итать, непосредственно связаны с
предметным миром ?еловека. Особую роль в создании языковой картины мира как
раз и играют лексемы с предметно-вещественным зна?ением. К таковым
относятся и много?исленные наименования растительного мира, то есть
наименования деревьев, кустов, трав, цветов, овощных, ягодных и иных
культур. Сам факт нали?ия или отсутствия определенных наименований
указанного темати?еского класса информативен с то?ки зрения картины мира.
Кроме того, анализ состава даже эквивалентных фитонимов в разных языках
свидетельствует о существенных разли?иях в представлениях о природных
артефактах, об их связях, об их особенностях и в коне?ном с?ете отражают
специфи?еское ?ленение этой сферы действительности русскими в отли?ие от
других народов.
К тому же сравнительный анализ подобных наименований в других языках дает
основания для вывода о разной степени актуальности одной и той же реалии в
сознании разных народов. Это, в свою о?ередь, определяется не только
типи?ностью, распространенностью денотата, но и отношением к нему со
стороны носителей языка, ?то детерминировано национальным восприятием
окружающего мира, его оценкой, идеологией и понятием о культурных
ценностях.
Немаловажно и то, ?то мировидение и его отражение в языках основывается не
только на объективных характеристиках предметов, но и на некоем их
'переживании', на эмоциональном отношении к ним. Поэтому, говоря о картине
мира, в создании которой у?аствуют фитонимы, мы имеем в виду не только
буквально понимаемую пейзажную зарисовку, характерную для той или иной
природной зоны. Функциональные характеристики фитонимов, контексты их
употреблений, дополнительные внепонятийные смыслы, их парадигмати?еские
связи (в ?астности, на деривационном уровне) свидетельствуют о том, ?то
указанные наименования являются важными языковыми элементами построения
картины мира на более высоком уровне, отражающем духовный мир людей,
наполненный эмоциями, оценками, спецификой взаимоотношений в обществе,
широкой гаммой ?увств. В этой картине фитонимы, как правило, выполняют роль
эталонов внешних и внутренних ка?еств ?еловека, а также национально-
патриоти?еских символов. И эта картина мира оказывается еще более
национально маркированной, ?ем та, которая отражает объективную
действительность.
Образные семанти?еские категории субъекта, объекта, инструмента,
пространства

в грамматике 'внутреннего ?еловека' (на материале русского языка)
М. П. Одинцова
Омский государственный университет

внутренний ?еловек, образы-категории субъект, объект, инструмент,
пространство
Summary. The object of this report is a component of sistematic
discription about inside man in language picture of Russian. The meaning
grammar of inside man included some typical images-categoryes: subject,
object, instrument, space.


Семанти?еское языковое представление внутреннего мира ?еловека под?инено,
как это заме?ено многими исследователями, когнитивно-образному принципу
(логике) уподобления явлений непосредственно не наблюдаемых (психи?еских)
явлениям наблюдаемым, внешним по отношению к мыслящему и ?увствующему
?еловеку (Н. Д. Арутюнова, В. Н. Телия, Ю. Д. Апресян, А. Вежбицкая, Л. Г.
Бабенко, Б. Ю. Норман и др.). Эта общая идея - констатация языковой
универсалии - достойна, на наш взгляд, конкретизации и соответствующих
системати?еских масштабных исследований - как на материале одного языка
(разных жанров, стилей, форм, в том ?исле книжно- и устнохудожественных,
народно-поэти?еских и индивидуально-авторских), так и на материале разных
языков - в плане построения семанти?еской типологии способов
концептуализации названной сферы языкового отображения.
Базовыми, организующими семанти?ескими категориями образной интерпретации
явлений психи?еской жизни в русском языке являются категории (1) субъекта
(агенса), (2) объекта (предмета, подвергаемого действию), (3) инструмента
(средства воздействия) и (4) пространства.
Лекси?еские и семантико-синтакси?еские (лексико-граммати?еские зна?ения),
манифестирующие в языке и ре?и пере?иленные категориальные смыслы
применительно к образам-представлениям 'внутреннего ?еловека', формируют
своего рода подсистему - грамматику образов - метаморфоз ли?ностного
иносознания (сверхсознания), как бы наблюдаемого мысленно со стороны, в том
?исле и в первую о?ередь со стороны подлинного (физи?ески-реального) Я -
субъекта, автора высказывания, в поэзии - со стороны лири?еского героя:
- И сердце, остыть не готовясь И грустно другую любя, Как будто любимую
повесть, С другой вспоминает тебя (С. Есенин. 'Я помню') - ?асти?ный
персонифицированный образ субъекта-агенса 'внутреннего ?еловека' (его alter
ego) - сердце. Аналоги?ные контексты из Есенина: сердцу снится страна
другая; сердцу ве?но снится май; сердцу снится душистый горошек; сердцу
снятся скирды солнца в водах лонных' и под.
- Хорошо под осеннюю свежесть Душу-яблоню ветром стряхать (С. Есенин.
'Хорошо под осеннюю свежесть...'); Если душу вылюбить до дна, Сердце станет
глыбой золотою... ('Руки милой - пара лебедей.') и под. Душа - объект -
иносознание лири?еского героя.
- Я у?усь, я у?усь моим сердцем Цвет ?еремух в глазах бере?ь (С. Есенин.
'Хорошо под осеннюю свежесть...'); Только б слушать песни - сердцем
подпевать... (С. Есенин 'Я иду долиной...'). Здесь использован образ сердца
- инструмента психи?еских действий Я - субъекта.
- И Душа моя, поле безбрежное, Дышит запахом меда и роз (С. Есенин.
'Несказанное, синее, нежное.'); 'На сердце день в?ерашний, А в сердце
светит Русь

(С. Есенин. 'О пашни, пашни, пашни...') - контексты с образами иносознания-
пространства.
Каждая из названных категорий-ипостасей 'внутреннего ?еловека' притягивает
и порождает собственное семанти?ески согласованное с архисемой категории
окружение, в поэзии - это тропеи?еские контекты (эпитеты, метафоры,
сравнения, композиции из слов с прямыми и переносными зна?ениями). Еще один
есенинский пример контекста с категориально-пространственный образом
иносознания: Радуют тайные вести. Светятся в душу мою ('Сыплет ?еремуха
снегом.').
Соотношение и функциональное взаимодействие семанти?ески и стилисти?ески
со- и противопоставленных в языковой системе способов манифестации
'внутреннего ?еловека' - либо как подлинно целостного субъекта сознания
('Не жалею, не зову, не пла?у.' - Есенин), либо как условно-?асти?ных
субъектов - метаморфоз иносознания (сверхсознания) ?еловека - характеризуют
?еловека в ЯКМ и по его универсально-реалисти?ескому предметно-логи?ескому
содержанию, и по содержанию индивидуальному, ассоциативно-экспрессивному,
оцено?но-эмотивному. Именно второй тип содержания в большей степени, ?ем
первый, является исто?ником бесконе?ного варьирования, обогащения
семанти?еского образа ?еловека в языке, именно он - с культурно-
эстети?еской то?ки зрения - своеобразно 'окрашивает' представления о
?еловеке в национальной и ли?ностной ментальности.
Для класси?еской русской лирики ('золотого' и 'серебряного' веков
оте?ественной поэзии) типи?ны высказывания о 'внутреннем ?еловеке' с
метонимиями-партитивами душа и сердце. Менее типи?ны другие метонимии и
метафоры: грудь, кровь, голова, совесть, память, сознание, воображение, ум;
персонифицированные: внутренний голос, двойник, другой я, ?ервь, мой ?ерный
?еловек, ангелы, ?ерти, зверь, Бог; названия олицетворенных состояний:
любовь, вера, мятежность, огонь, ?ила, энергия, тоска, смерть и др.
Конструируемая грамматика образов-метаморфоз ?елове?еского иносознания
архетипи?ески восходит к народно-разговорной и народно-поэти?еской
фразеологии, к традиционным формулам и стереотипам русской
'психологизированной' класси?еской поэзии и прозы, к литературно-
разговорным клише эпистолярных, мемуарных, нау?но-популярных текстов, к
паремиологии народной и литературной.
Таким образом, 'внутренний ?еловек' - объект специального категориально-
семанти?еского, прагмастилисти?еского и лингвокультурологи?еского
исследований - рассматривается в докладе как одна из фундаментальных
концептуально-семанти?еских характеристик интегративного языкового образа-
концепта 'Человек' в ЯКМ русского и других языков и вклю?ается в актулаьную
проблематику современной лингвоантропологии, как одного из направлений
семасиологии, преодолевающего 'поуровневый' и сугубо внутриязыковой принцип
выделения и анализа своих объектов.
Русская 'наивная' космология:

мир-1.1, свет-1.1, земля-1.2, вселенная-1 ('свет'), вселенная-2
(астрономи?еская)
Л. Г. Панова
Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН

наивная картина мира, культурные концепты, русская ментальность,
сопоставление с другими языками
Summary. Russian cosmological words (i. e. words meaning 'world',
'universe') differ semantically not only from philosophical notions (which
is quite natural) but from cosmological words in other European languages
as well. To show that this research focuses on specially Russian vs
universal / European features of cosmological vocabulary. Another purpose
of this paper is to demonstrate that each Russian cosmological word
represents particular worldview. The only exception is the word 'mir'
('world'). Due to its semantic wideness it can correspond to archaic or
more 'progressive' model of the world.


Русская 'наивная' космология представляет собой во многом уникальное
явление. На?нем с того, ?то по сравнению с другими индоевропейскими языками
коли?ество средств для выражения понятия 'мир' в русском языке удваивается:


|латинский |испанский |английский |русский |
|mundus |el mundo |the world |мир-1.1, свет-1.1|
|universum |el universo |the universe |вселенная-2, |
| | | |мир-1.1 |
|orbis terrarum|- |- |вселенная-1 |
|terra |la tierra |the Earth |земля-1.1 |
|*spatium | espacio (ultra- / |space / |космос-2 |
| |extra-terrestre, |outerspace | |
| |sideral) | | |
| | | | |
Истори?ески увели?ение космологи?еской лексики шло либо путем
заимствования (др.-гре?. космос), либо путем калькирования (вселенная как
калька с др.-гре?. oikoumene).
Любопытно провести следующую параллель между современной философией и
современным же языком. Если философия не дает готовых ответов на вопросы:
ЧТО такое мир? из ЧЕГО он состоит? какие ЗАКОНЫ в нем действуют?, то в
семантике каждого из 'космологи?еских' слов все это ?етко прописано -
правда, в каждом слове закреплено свое видение мира. Единственное
исклю?ение - слово мир, способное передать практи?ески любые представления
о мире. В связи с этим у каждой из разбираемых лексем появляется свой
?еткий семанти?еский 'ореол', который поддерживается на уровне со?етаемости
и граммати?еских конструкций.
Концептуализация русских 'космологи?еских' лексем вклю?ает в себя
следующие опорные смысловые компоненты:


|'целое' |ь|в |м|VS |
|'все' | |пространств| |потусторонн|
|'порядок' |э|е |н|ий |
|+ 'люди' / отдельный | |и во | |мир |
|'?еловек' |ю|времени |о| |

Так, Свет-1.1 обозна?ает пространство, обжитое людьми и хорошо известное
людям. Соответственно, для него важна идея горизонтальной поверхности - на
свете живут, по свету ходят или странствуют. Денотат света факти?ески
равняется географи?еским территориям, обжитым людьми, - не слу?айно со
светом напрямую соотносятся самые общие географи?еские деления: ?асти
света, стороны света, Старый свет [давно обжитая территория] vs. Новый свет
[сравнительно недавно открытая территория], а также семь ?удес света,
восьмое ?удо света. Свет ориентирован не только на людей, ?то следует из
его географи?еского денотата, но и на отдельного ?еловека. Вот по?ему со
светом напрямую связано земное существование ?еловека, состоящее из трех
основных этапов: а) рождения - произвести на свет; появиться на свет;
родиться на свет; б) земной жизни - жить на свете <на земле>; в) окон?ания
жизни как переход из одного мира в другой - покинуть свет; отправиться на
тот свет; сжить со свету, отправить на тот свет. Другим следствием
персоноцентри?ности света является то, ?то в контексте этой лексемы
допустимо сравнение самых разных вещей, реалий, явлений между собой, ср.:
<.> Что вкуснее всего на свете? Данте ответил, как он думал: Яйца. Прошел
год. (О. Седакова. Похвала поэзии). Лексемой свет в целом ряде
фразеологизированных словосо?етаний задается религиозная картина мира с
присущим ей двоемирием. На мир реальный указывает местоимение ближнего
дейкиса этот, а на загробный мир - местоимение со зна?ением дальнего
дейксиса тот, ср. также обороты типа переселяться на тот свет, отправлять
кого-либо на тот свет.
Словам, о которых ре?ь шла до сих пор, соответствовала совершенно
определенная картина мира - для некоторых более архаи?еская (свет-1.1,
вселенная-1), для других - более 'прогрессивная' (вселенная-2). В отли?ие
от всех них слово мир обладает настолько широкой семантикой, ?то может
использоваться при описании практи?ески любой картины мира, в том ?исле и
сильно расходящейся с общепринятой. Если все космологи?еские слова
рассматривать как синонимы, то это будет слу?ай радиальной синонимии: мир в
большинстве контекстов может заменять и свет, и землю, и вселенную.
Естественно, возможности взаимозамены есть и у других слов.
При обсуждении семантики слова мир, наиболее важно для нас, встают два
принципиальных лексикографи?еских вопроса. Первый касается зна?ений слова
мир.

С одной стороны, пространство, обозна?аемое миром, может вклю?ать в себя
землю, небо и наблюдаемые с земли светила (т. е. 'подлунный мир' - Мир уже
сотворен, и твердь создана, и хлябь, и небо, и звезды (А. Битов.
Преподаватель симметрии). С другой стороны, оно может 'сужаться' до
размеров обитаемой земли (как свет, земля, вселелнная-1): [об Александре
Македонском] Вот он пересек Сирию, пром?ался ?ерез всю Азию, прошел
страшные огнедышащие степи... и двинулся к самым границам мира (Ю.
Домбровский. Факультет ненужных вещей). Все сказанное выводится из
со?етаемости лексемы мир: с прилагательными, указывающими и на большие
размеры (огромный, громадный), и на небольшие (в поговорках: Как мир
тесен!; Мир слишком мал для нас двоих), а также с прилагательными,
указывающими как на нали?ие пространственных границ, так и на их отсутствие
(коне?ный vs бесконе?ный, безграни?ный). Многие словари усматривают в
приведенном выше языковом материале два разных зна?ения - 1 ('то же, ?то
вселенная') и 4 ('то же, ?то свет') по Словарю Ушакова. Мы же предлагаем
другое решение. Мир - это слово, семанти?еское наполнение которого зависит
от говорящего и его экстралингвисти?еских знаний, а потому близкое к
кванторным словам. В ряде слу?аев будет затруднительно вообще установить в
то?ности референцию этого слова, ср.: .влады?ество верховной богини
простирается особенно далеко и всем миром нашим правит ее промысел (Апулей.
Золотой осел. Пер. М. Кузмина).
Второй вопрос - толкование слова мир и остальных слов этой группы. В свете
всего вышеизложенного нам хотелось бы предложить вернуться к идее о том,
?тобы с?итать мир примитивом. Коне?но, мир можно определить ?ерез
компоненты 'целое', 'все', 'порядок', 'люди' (к которым можно добавить
некоторые другие), однако это толкование будет слишком широким и под него
подойдут все остальные слова этой группы. В то же время, если принять то?ку
зрения, ?то мир - это примитив, то ?ерез него можно будет истолковать все
остальные слова этой группы. Но это уже зада?а отдельного исследования.

Язык как отражение национального менталитета
Л. Н. Чумак
Белорусский государственный университет, Беларусь

культурный компонент в синтаксисе, фоновые глаголы-предикаты
Summary. The problem of reflection of national mentality in the language is
considered at the level of syntactical structures. The idea of background
verbs-predicates is described.


На?ало ХХI века характеризуется в лингвистике зна?ительными переменами и
новыми направлениями в изу?ении языка на самых разли?ных уровнях. Переход
от лингвистики описательной и классификационной к лингвистике
антропологи?еской стал возможен также благодаря теории генеративизма Н.
Хомского, в котором выделим два существенных для нашего исследования
постулата: язык необходимо рассматривать как феномен менталитета и
?елове?еской психики; в центре наблюдения помещаются синтаксис и
синтакси?еские отношения.
Культурный компонент зна?ения - неотъемлемое свойство единиц любого
национального языка на всех уровнях, в том ?исле и синтакси?еском. Как
показали исследования А. Вежбицкой, выбор формы выражения - это тоже
отражение идиоэтни?еского мировосприятия. Зада?ей культурологи?еского
анализа синтаксиса является обнаружение за лингвисти?еским своеобразием
языков экстралингвисти?еских факторов, связанных с системой традиционно-
народных пресуппозиций, менталитетов.
В каждом национальном языке опредме?ено мировоззрение народа и его
миропонимание, осознаваемое в контексте культурных традиций. В процессе
дивергенции восто?нославянских языков сформировалось свое национально-
культурное пространство каждого из языков. Особая роль в трансляции
культурно-национального самосознания народа, в стереотипизации его
мировоззрения, в национально-культурном пространстве языка принадлежит
синтакси?ескому аспекту.
Одним из важнейших типологи?еских параметров контрастивно-
культурологи?еского анализа синтаксиса близкородственных языков может
выступать характеристика глаголов-предикатов с национально-культурной
семантикой, поскольку глагол способен репрезентировать зна?ение всей
ситуации. Метод валентного сопоставления выявляет этнокультурный компонент
семантики некоторых типов глаголов-предикатов с отли?ным от других
близкородственных языков управлением, отражающим специфику восприятия и
организации картины мира в сознании носителей языка. При полном лекси?еском
соответствии, денотативном и сигнификативном, синтагмати?еское своеобразие
этих глаголов может быть интерпретировано с у?етом этнокультурных факторов.
В группу фоновых глаголов-предикатов входят: 1) глаголы, субъектным
актантом которых выступает слово ?еловек, поскольку концепт ?еловек
является клю?евым концептом культуры, а объектным актантом - также лицо, на
которое направлено действие или отношение; 2) как сказано выше, это глаголы
с разли?ным управлением в сопоставляемых языках (в процессе истори?еского
развития восто?нославянских языков большое коли?ество глаголов душевного
движения изменили свое управление); 3) с то?ки зрения денотативного
принципа, это прежде всего глаголы интеллектуальной и психи?еской
деятельности, глаголы свойства, отношения и состояния, которые, обозна?ая
внутреннее эмоциональное и физи?еское состояние или внешнее социальное
положение, имеют в зависимом компоненте название объектов этого морального
воздействия или состояния; 4) обозна?ая важнейшие для ?елове?еской ли?ности
действия и состояния, входят в первые тыся?и наиболее ?астотных слов
каждого языка.
Выявление национально-культурного компонента в семантике синтакси?еских
единиц посредством исследования субъектно-объектных отношений в пропозиции,
обусловленных семантикой глагола-предиката, связывается нами с субъективно-
национальной интерпретацией эти?еских норм. Проиллюстрируем сказанное на
примере контрастивного анализа фрагмента синтакси?еских систем русского и
белорусского языков.
Собственно объектное зна?ение с оттенком насилия, надругательства,
физи?еского воздействия, которое в русском языае выражется формой над +
тв. пад. при глаголах издеваться, насмехаться, смеяться и под., в
белорусском языке соотносится с прагмати?ески смяг?енными выражениями,
реализующимися в форме с + род. пад: здзекавацца, кп?ць, смяяцца з каго.
Оттенок выраженного превосходства над объектом-лицом не соответствует
толерантному национальному мышлению белорусов, создает для них определенные
трудности в выборе адекватной формы при обращении к русской ре?и и
порождает устой?ивую интерференцию, обусловленную не столько интра-,
сколько эстралингвисти?ескими факторами: Люди с нас на?инают смеяться.
Показательный пример: при глаголе сжалиться - зл?тавацца в белорусском
языке сохраняется форма над к?м. Следовательно, положительное моральное и
психологи?еское воздействие на объект в белорусском языке акцентируется, а
отрицательное - смяг?ается.
Зна?ение взаимности (социативное) реализуется при глаголе жан?цца з к?м в
белорусском языке (а также украинском и других славянских языках), которое
в русском коррелирует с формой на + пр. пад. при глаголе жениться с
собственно объектным зна?ением и ярко выраженным оттенком преобладания,
под?еркивающим роль муж?ины в обществе. В славянской аудитории, изу?ающей
русский язык, эта форма жениться на ком вызывала резкую отрицательную
коннотацию.
Отделительное (аблятивное) зна?ение при глаголах избавиться, отре?ься,
отказаться и под., которое в русском языке передается формой от+ род. пад.,
в белорусском выражается род. пад без предлога: пазбыцца, выракацца,
зра?ыся каго, т. е. аблятивное зна?ение передается без акцентуации на
объекте отторжения.
Собственно объектному зна?ению с формой прямого объекта в русском языке
при глаголах простить, благодарить, извинять и под. в белорусском языке
соответствует адресатное объектное зна?ение с формой дат. пад.: дараваць,
дзякаваць, праба?ыць каму. Если в русском языке внимание в таких
конструкциях сосредото?ивается на активном воздействии на кого-либо, то в
белорусском - на адресате восприятия волеизъявления, в пользу или во вред
которому совершается действие.
Таким образом, фиксация национально-культурного компонента зна?ения в
семантике синтакси?еских единиц в исследуемомом фрагменте языковой системы
носит эксплицитный характер, воплощается в языковую традицию - сильное
управление глагола-предиката. В специфике категоризации объекта в русском и
белорусском языках отразились присущие данным этнокультурным общностям
представления о мире, связанные с разли?ными эти?ескими нормами.
Национальная категоризация объекта в белорусском языке обусловлена
толерантным национальным мышлением, изна?альным вниманием к лицу-объекту.
Следовательно, разли?ия между фоновыми глаголами носят не только
'поверхностный', синтагмати?еский характер, но и отражают разли?ия в
объективных ментальных состояниях носителей языка. Тем самым типологи?еское
исследование этих глаголов представляет не только собственно
языковед?ескую, синтакси?ескую проблему, но и этнопсихологи?ескую,
определяет их роль в национальной 'картине мира'.
Система терминов родства как ?асть русской ментальности

(прошлое и настоящее)
Н. В. Юдина
Владимирский государственный педагоги?еский университет

термины родства, русская ментальность, лексика, классификация, другие языки
Summary. The article concerns the system of kinship problem in Russian, its
contemporary state, the distinction between this system and those of other
languages, there is also a classification of modern russian kinship terms
presented.


1. Система терминов родства (отец, до?ь и др.), понимаемая как своего рода
'совокуп-ность лингвисти?еских фактов, свидетельствующих об истори?еских
связях народов, с одной стороны, и о возможностях языка, с другой'
[4, 114]; 'совокупность знаковых форм, возникшая в результате ряда
превращений отношений индивидов, детерминиро-ванного практикой' [7, 50];
результат длительного развития ?елове?еской культуры и языка в целом и
каждой национальной культуры и языка в ?астности, представляет собой
определенную систему, отражающую социальную структуру общества.
2. Русская терминология родственных отношений - это выражение русской
ментальности и русского языкового образа внутреннего мира русского
?еловека. Система терминов родства изна?ально оказывается своеобразным
отображением социальной структуры первобытнообщинного строя, и в этом
ка?естве она представляет собой ту строго организованную систему элементов,
каждый из которых соотнесен с определенной социальной позицией. Некоторые
исследователи [3, 36] под?еркивают социальный характер русского слова брат,
которое вна?але обозна?ало 'мужской ?лен рода', а не собственно термин
родства, т. к. каждый ?лен рода первона?ально и был твоим братом.
Употребление в русской разговорной ре?и имен родства по отношению к
незнакомым людям (типа сынок, тетка, сестренка и т. д.) иногда
рассматривается как отголосок представления о ?ленении общества на
возрастные классы, и по этому признаку реконструируется самое понятие
целого для имен родства - род и племя [1, 310].
3. Как полагают, на ранних этапах развития общества социальная иерархия
возникла из отношений между людьми в их общем отношении к миру (отец старше
сына, мать ближе жены, брат вернее друга). Эти отношения расширялись по
разным направлениям: по линии кровных и свойственных связей, по
возрастному, владель?ескому принципу и т. п. Усложнение отношений между
людьми создавало предпосылки для расширения системы терминов родства.
Однако в последнее время происходит стабилизация системы, а также некоторое
ограни?ение ?исла терминов родства и их функционирования. Эта группа
лексики оказалась замкнутой и коли?ественно ограни?енной потому, ?то в
новое время уже не пополнялась какими-либо новообразованиями (заимствования
типа папа, кузина и т. п. немного?исленны, а главное - представляют собой
всего лишь параллели к уже имеющимся в русском языке наименованиям)
[5, 121]; кроме того, внеязыковые при?ины - такие, как отмирание зна?ения
рода, родственных отношений, повышение в жизни ?еловека других объединений,
разъединения.
4. Единый набор терминов родства пока не установлен. Разли?ают родство
реальное, устанавливаемое в результате действительных генети?еских связей:
кровное (мать) - и юриди?ески закрепленного брака: некровное, свойственное
(муж), условное (приемная мать, ма?еха) и искусственное (крестная мать);
родство по прямой линии (родители и дети) и по боковой линии (братья и
сестры, дядья и племянники); по восходящей (правнук, внук, сын, отец, дед,
прадед) и нисходящей линии (прадед, дед и т. д.); ближайшее (отец, сын) и
дальнейшее (дядя, деверь) [6, 8, 9, др.]. Бесспорными терминами родства
являются наименования лиц, имеющих действительные генети?еские связи друг с
другом: отец, мать, сын, до?ь, дед, прадед, бабушка, прабабушка, внук,
правнук, вну?ка, правну?ка, брат, сестра, дядя, тетя, племянник,
племянница. К ним примыкают тер-мины свойства (некровного родства): зять,
сноха (невестка), тесть, теща, шурин, своя?еница, свекор, свекровь, деверь,
золовка, свояк, сват и сваха (как родители одного из супругов по отношению
друг к другу).
5. При сравнении с другими языками выясняется, ?то в русском языке а)
имеются специальные термины для обозна?ения далеких степеней родства
(троюродный брат), а в других языках соответствующие понятия выражаются
описательно (нем. Sohn des Vet-ters meines Vaters); б) разли?аются
отношения непрямого свойства в зависимости от пола лица соотнесения (ср.:
свекор, деверь и англ. father-in-law, нем. Schwager и т. д.); в) строго
разли?аются все лица мужского и женского пола (в отли?ие от, например,
турецк. torun 'внук, вну?ка', англ. cousin 'двоюродный брат, двоюродная
сестра') [2].
6. Современные русские термины родства разли?аются: а) с то?ки зрения
происхождения: 1) исконные: индоевропейские (мать, брат, до?ь и т. д.);
общеславянские (дед, внук, жених); восто?нославянские, или древнерусские
(дядя, племянник, пад?ерица); 2) заимствованные (кузен, кузина); 3)
пришедшие из так называемого 'детского языка' (ср. mama, tata и др.); б) с
то?ки зрения сферы распространения (употребления): общеупотребительные
(мать, сестра и т. д.); ограни?енные в территориальном или социальном
отношении (братан = старший брат, племянник, двоюродный брат; мать - диал.
мамушка, помай?ина и др.); в) с то?ки зрения активного или пассивного
использования в ре?и: современные - устаревшие (жена брата мужа = ятровь);
активные (муж, дядя) и пассивные (деверь, шурин); г) с то?ки зрения
экспрессивно-стилисти?еской: до?ь - до?ка, до?енька, до?урка и т. д.; д)
одино?ные (сестра) и имеющие дублеты-синонимы (отец - родитель, батя, тятя,
папа, батюшка и др.).

Литература
1. Журинская М. А. О выражении зна?ения неотторжимости в русском языке
// Семанти?еское и формальное варьирование. М.: Наука, 1979. С. 295-347.
2. Калужнин Л. А., Скороходько Э. Ф. Некоторые заме?ания о лекси?еской
семантике (на материале терминологии родства и свойства) // Исследования
по структурной типологии / Отв. ред. Т. Н. Молошная. М.: АН СССР, 1963.
С. 183-199.
3. Колесов В. В. Мир ?еловека в слове Древней Руси. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986.
299 с.
4. Мейланова У. А. О терминологии свойства в языках лезгинской группы (опыт
сравнительно-истори?еского анализа) // Вопросы языкознания. 1985. ? 2.
С. 114-122.
5. Моисеев А. И. Типы толкования терминов родства в словарях современного
русского языка // Лексикографи?еский сборник. Вып. V. М., 1962. С. 121-
124.
6. Моисеев А. И. Термины родства в современном русском
языке // Филологи?еские науки. 1963. ? 3. С. 120-132.
7. Поляков И. В. Знаковые системы в социальном взаимодействии и познании.
Новосибирск: Наука, 1983. 156 с.
8. Сарыбаева М. Ш. Система обозна?ения родства в английском, русском и
казахском языках: Дис. . канд. филол. наук. Алма-Ата, 1991. Т. 1. 214 с.;
Т. 2. 96 с. (приложение).
9. Труба?ев О. Н. История славянских терминов родства и некоторых
древнейших терминов общественного строя. М., 1959. 209 с.